Окоп
Летом 1980 года я бродил по горе Колдун, что под Новороссийском. Колдуном гору прозвали за то, что по состоянию ее вершины, затянутой облаком или туманом, можно судить о предстоящей погоде на завтра.
Я бродил по горе, спускался в ущелья, вновь поднимался на вершину, представляя, как тридцать семь лет назад здесь малоземельцы противостояли рвущимся к Баку и Грозному немецким войскам. Что бы там ни говорили о Брежневе, но Малая земля была, есть и останется в памяти потомков прежде всего своей неординарностью — несколько десятков квадратных километров прижатой к морю и взрытой земли. Eсли точнее — не земли даже, а камня-мергеля, земли там почти нет… а железа — чуть меньше камня.
До сих пор, до самых последних дней, тут и там видны осколки, пули, гильзы, на виноградных плантациях то и дело находят мины… И вот на склоне горы привлекла внимание яркая горная гвоздика, что росла на краю оплывшей воронки. Подошел поближе полюбоваться цветком и увидел, что это не воронка вовсе, а старый окоп с двумя брустверами. Он был почти полностью скрыт в кустах держидерева и завален прошлогодней, позапрошлогодней и упавшей еще двадцать лет назад листвой. Не знаю, что подвигло меня начать раскопки. Это было нелегко — спрессованные за годы в плотные, деревянной крепости, пласты листья вросли в землю и сами уже становилисьзем-лей.
Но я докопался до дна. А на дне! Десятки гильз от револьвера системы «Наган» и пять гильз от винтовки Мосина, знаменитой «трехлинейки». Стреляли, скорее всего, два человека — два бруствера говорили о том и скопления гильз в обоих концах окопа. Хотя… мог быть и один человек, матрос, скорее всего. Видимо, дело было так: выпустив обойму из винтовки, морячок продолжил бой, ведя огонь из револьвера.
Да, но что за объекты находились под прицелом матросских «наганов»? Ничего такого особенного не заметно, лишь вокруг окопа заплывающие следы воронок. Скорее всего, по морякам били из миномета. Осматриваюсь внимательнее. Вот! За выросшим за послевоенные годы небольшим лесочком, метрах в пятидесяти отсюда, на дне ущелья виден едва сочащийся сквозь камни ручеек. Тоненькая, тоньше ниточки, струйка… Вот оно что… Видимо, матросы пошли за водой, и то же самое могли сделать и немцы, и начался бой «местного значения». Может, было так, может, и нет, но две горки гильз, горки в буквальном смысле этого слова, говорили о жестокой перестрелке. Да и «достали», видимо, моряки противника, если по двум «наганам» вели огонь из миномета!
Что стало с неведомыми мне бойцами, вернулись ли они к своим — об этом трудно судить. Хочется верить — вернулись. На войне все могло быть… Я постоял, еще раз осмотрел место сражения. Прощайте, ребята! И со мною вместе с защитниками окопа прощался маленький цветок гвоздики, каплей крови алея на бруствере.