Наша криминальная история — самая страшная история и мире
Одна из причин того, что Россия не очень-то преуспела пока на путях реформ, — глубоко въевшийся в нас, буквально во всех россиян, самый что ни на есть распохабный криминальный вирус. Четкие следы его в наших душах, в наших поступках так примелькались, что нужно гигантское личное усилие, чтобы обратить на них внимание.
Звездный час нашего телевидения, август 91-го… Изгой режима, великий музыкант современности, прилетел в Москву спасать демократию, сидит в одном из холлов «Белого дома», курит, «калашник» лежит на коленях. На вопрос репортера о гэкачепистах отвечает, послав их на «свидание» с очень солеными тремя неизвестными х, у, z. Приехав в Тобольск, великий писатель и лауреат Нобелевской премии, возвращавшийся в Россию после изгнания долгим путем по железной дороге, с обстоятельными беседами с жителями глубинки, был встречен бывшим зэком, и оба какое-то время «по- ботали по фене» о нынешнем житье-бытье.
На днях, выполняя задание шефа, побывал в офисе молодых удачливых деловых людей. Дизайн, интерьер — самое то, хозяева в лучшем виде, хоть сейчас на обложку русского варианта журнала для мужчин «Пентхауз». Но стоило им раскрыть рты «в телефонные трубки» и начать комментировать свои сделки, как у меня шерсть на носу выросла, а в офисе запахло парашей. Офис стал камерой КПЗ, где уркаганы вели свою крутую разборку. Репортаж о молодом предпринимателе не состоялся.
Приходите в школу, послушайте детей и старшеклассников, блатной жаргон просто потрясает в их исполнении. Да и наставники не брезгуют лагерной мовой. Самое популярное (в адрес провинившегося) — «по тебе тюрьма плачет». И если молодой не «загремел» в колонию для малолеток, то он с лихвой наберется криминального опыта жизни в славных рядах нашего воинства.
Там «помотал я свой срок» с 60-го по 63-й год. Будучи сержантом на третьем году службы, «командовал» отделением. Половина моих подчиненных уже успела свое отсидеть. Eсли я забывал запереть свою тумбочку, лучшим их лакомством был одеколон. Хороша была и болгарская паста «Поморин», разведут ее 50 на 50, и глаза из орбит выскакивают…
Все, наверное, знают официальные цифры преступности в России. Но бывалые люди говорят, что каждое зафиксированное преступление надо умножить на 5. Тогда получится, что преступают закон у нас около половины дееспособных сограждан.
Многие склонны винить в проникновении криминала в наше сознание только советское семидесятилетие. Да, тоталитарный режим; да, система лагерей и сыска, да, репрессии и стукачи, да, воинствующий атеизм и нищее просвещение в высшей степени обеспечили нам серые робы и небо в клеточку за колючкой. Но начиналось это еще в царской России, когда появилась традиция поручать воспитывать политзаключенных уголовникам.
Наши лагеря и колонии лишь развили «лучшие» традиции. Практически нет у нас семей, в которых не было бы близких или дальних родственников, не побывавших в местах заключения. Eще в двадцатые годы наша молодая смена стала «предпочитать» уголовное дворовое и уличное воспитание официальному школьному.
А если ты сопротивлялся (сам прошел через это), тебя все равно вылавливала злая стая твоей улицы, двора или района и на первый случай пускала маленькую юшку. Помню, в 7-м классе нас послали драть лен в сельскую глубинку — вместо уроков в сентябре. В классе было три переростка, державших нас, поменьше, прямо-таки в патологическом страхе. Спали мы на сеновале, и через неделю Косой, криво ухмыляясь, сообщил нам, что одного проиграл в очко и ночью запустит ему «петуха». Мы с товарищем по наивности спросили — что это такое? — у старшего сына хозяйки. И поскольку дед мой работал в райисполкоме, а отец Юрки Турцевича — в райкоме партии (парень про это знал), Косому хорошо поддали и отправили с молоковозом в райцентр. Шайка же, которую он сколотил на сельских хлебах, тут же распалась.
Хорошо помню еще страшные сороковые и пятидесятые годы, отец, военный, служил тогда в Закавказье, потом — в Туркмении. Хуже всего было зимой, когда в советские южные города, как птицы на юг, тянулись на зимовку отдельные гастролеры и целые банды. Проигрывались в «джигу» целые кварталы, улицы, места в кинозалах.
В Тюмень я приехал в 1974 году и нисколечко не удивился, что практически весь город обнесен колючкой. Это значило, что пока еще якобы свободные граждане живут внутри периметра, по которому раскидано немало колоний самого разного ранга. Но то же самое — и в Москве, Свердловске, Омске…
Что же случилось? Да то, что рыба гниет с головы, насилие порождает насилие, четвертый сон Веры Павловны стали в ускоренном темпе переводить в явь, взорвав Храм Христа Спасителя, так и не сумев построить там Дворец Съездов со 100-метровой фигурой Ленина, Земскую интеллигенцию, просвещение, дворянство, золотые руки из рабочих и крестьян, купечество и священство, лучшие умы России или сгноили в лагерях, или выслали за рубеж.
В системе произвола и самовосхваления быстро сложились политические элиты, которые позволяли себе делать все, что хотели. Они-то и стали жить в особых кварталах со спецпайками, окладами, поликлиниками и прочая. Но люди-то все равно узнавали об этом, и по мере своих сил большинство, особенно в 70-80-е годы, стало «равняться на авангард». Одни несуны чего стоили, их промысел давал возможность построить садовый домик, купить малолитражку. Потом грянула эпоха работы за границей, густо проросли в крупных городах «Березки». А издевательский фокус с обменом популярной книги на макулатуру?
Не знаю, правда ли, но одна из московских газет напечатала любопытную историю про Брежнева. Когда генсеку сказали о слишком маленькой стипендии у советских студентов, он посоветовал (по собственному опыту) разгружать по ночам вагоны — лучше с пивом и водкой — по принципу: 9 ящиков в машину, а каждый десятый — в сторонку, для себя.
Так что можно теперь ответить на вопрос, какой же общественный строй возник у нас — криминализм. И здесь мы оказались впереди планеты всей, ибо пример некоторых латиноамериканских и африканских стран нам не указ. Там нижние этажи социальной пирамиды еще не доросли до нас. Чтобы свои же, поселковые, стащили с фермы бидоны с отравой под видом растительного масла и продавали соседям, там до такого еще не додумались. Да и бензин разбавлять водой тоже надо уметь.
У автора есть посильные соображения относительно нашего общего лечения от криминального сознания. Но есть и горькое ощущение безнадежности. Отзовутся ли люди?