«Пишите правду!»
Вы видели американский фильм «Я люблю неприятности»? С Джулией Роберте и еще каким-то мужиком в главных ролях?
Там журналист вымышленной газеты «Чикаго кроникл» ведет ежедневную колонку. И мучается в поисках темы. Мне это очень знакомо — третий год подряд на одном и том же месте, нередко об одном и том же. Друзья нередко спрашивают: откуда, мол, берешь темы, чтобы писать?
Признаюсь честно: иной раз, как, впрочем, и сегодня, кручусь по редакции и пристаю к сотрудникам. Спрашиваю: о чем бы написать сегодня. Наш водитель Володя посоветовал: пишите правду!
Вот и пишу.
А если серьезно: что такое писать правду в газете?
Спросите журналистов. Все без исключения ответят, что они пишут правду, только правду, ничего, кроме правды.
(Спросите читателей. Ответят: «Все врут календари»).
А если серьезно: кто определит — что правда, а что — не правда или не совсем правда?
Можете ругать меня, но скажу совершенно откровенно — я не знаю, как это определить. Вроде слушаешь одного, листаешь его документы — ну голимая правда! Идешь к оппоненту — еще правдее!
А скажите мне, уважаемые читатели, должен ли я изображать из себя некую лакмусовую бумажку и подсказывать вам, хоть прямо, хоть из-за кулис: мол, господин X — врет как сивый мерин, а товарищ Y — и того пуще.
Вообще-то я считаю, что правд может быть много. У каждого своя. И мой долг, нет, проще — обязанность профессионала, — предложить читателю обе точки зрения, комплект фактов, отобранных непредвзято. Читатель сам определит: что думать о господине X и что думать о товарище Y.
У человека, даже у самого плохого, есть право защищаться. У хорошего — тем более. Как бы ты, журналист, ни был уверен в фактах, которые ты собрал и тебе рассказали, в документах, которые принесли или добыли.
надо найти возможность задать вопросы и тому, о ком они. Это справедливо. (А слово «справедливо» одного корня со словом «правда»).
Вспоминаю одного из молодых коллег. Съездил в деревню» где, как мне помнится, переизбирали директора совхоза. «Переизбираемому» досталось на орехи. Коллега аккуратно изложил все, что говорили на собрании, на котором, кстати, директора не было.
Читаю, спрашиваю: с героем ты говорил? Нет, а зачем?
Спрашиваю: далеко ли от клуба он живет? В соседнем доме, а зачем с ним разговаривать?
Коллега много печатается. И нередко я вижу, что у него по-прежнему нет ответа на вопрос: зачем? Мы бы хотели, в «Курьере», чтобы у нас не было обвинений без ответа, вопросов в никуда. Так, в «горячей» колонке 26-80-50 рядом с вопросом непременно присутствует ответ.
Сколько пришлось воевать со знакомыми «а зачем?», только упакованными в более современную одежду. Мол, пусть читают газету и отвечают… Прошли те времена, говорю. Задаешь вопрос — ищи ответ.
Недавно (откуда, не скажу) принесли текст, содержащий весьма серьезные обвинения в некий адрес. Достоверно? Да вроде бы. Печатать? (Чуть было не написал: а зачем?). Непременно. Но сначала я встречусь с тем, о ком идет речь в бумаге, и задам ему те самые вопросы, которые непременно возникнут у читателя. А потом напечатаю — и вопросы, и ответы.
Правда, она не может жить ни на чьем берегу. Она — сама по себе. В данном случае она, скорее всего, находится посередине. И найти ее должен не журналист, а читатель. Журналист ему только помощник.
Кстати, и в данном случае охотно., соглашусь, что у моих коллег, старательнее, чем я, раскапывающих общественные язвы, может быть другой взгляд, другая правда. А у меня — своя.
***
P.S. А до выборов осталось 36 дней.