О том, что за кадром
Рассказывают авторы фильмов фестивальной программы «Белые пятна истории Сибири»
«Как написать мне белый цвет…»
Eдва он сделал следующий шаг, как почувствовал: летит в бездну. Мгновенно сработал инстинкт бывалого человека — в какую-то долю секунды Трёшников понял, что трещина узка, и резко выбросил руки в стороны. И — удержался. Около получаса товарищи искали своего начальника. А он висел над стометровой пропастью. Потом, когда его нашли и извлекли из ледовой западни, он пару недель не мог руки опустить: все еще висел там, и руки реагировали на опасность.
Это — об академике Трёшникове, ныне покойном, возглавлявшем одну из первых антарктических экспедиций. Один из малоизвестных штрихов времени Великого Освоения Высоких широт.
А что мы помним об этом времени? Что знаем о людях, которые в 40-70-е годы не славы для, а страны ради мерзли на северах ради скудной записи в метеожурнале? Обдирая руки о мертвый металл, налаживали «усы» между ледоколом и сухогрузом на неведомом далеким согражданам Северном морском пути.
В нашем фильме мы пытались хоть немного восстановить справедливость.
На окраине Москвы встречаются люди, которые в свое время не были — жили там.
Они вспоминают.
А мы — смотрим и слушаем.
И есть среди них человек, который тоже всю жизнь провел с ними — на качающейся палубе в ревущих сороковых, у подножия самой высокой горы в Антарктиде, на СП… Он писал картины.
Эти люди и сейчас живут там, это только их тела, одетые в городскую одежду, ходят по улицам, стоят в очередях, получают тычки в переполненных автобусах.
А они, настоящие, до сих пор за штурвалом «Дугласа» или на капитанском мостике, на заброшенной метеостанции.
Жаль, в одном фильме удалось сказать так мало.
Может быть, удастся еще.
Пока они живы…
***
«Я когда-нибудь вернусь…»
Для многих наших соотечественников 50-летие Победы над фашизмом — это прежде всего праздник победителей, тех, кто вернулся с наградами с войны или сложил голову на ее кровавой ниве. Это заслуженно; это справедливо. И наверное, все еще не до конца о них рассказано и показано, и мы все еще перед ними в долгу.
Но задумывался ли кто-нибудь о тех, по чьей судьбе война прошла не менее безжалостно, а может быть, еще жестче и циничнее: жертвах военного плена, послевоенных репрессий, об их семьях и детях, прозванных «вражьим семенем»?
Из памяти советских людей при помощи страха наказания были вычеркнуты имена тех, кто не рискнул вернуться на Родину после разгрома фашизма. Чаще всего не потому, что на их совести было предательство, а потому, что в России их неминуемо ждало незаслуженное суровое наказание, вплоть до расстрела.
Прежде чем приступить к созданию фильма «Я когда-нибудь вернусь…», прежде чем решиться на его создание, я прошла нелегкий путь самоубеждения. Нужно было сломать стереотипы, на которых была воспитана, изучить десятки, сотни документов из архивов бывшего НКВД, кино-, фотодокументов из российских и германских архивов.
Но самое главное не документы, главное — встречи с людьми. Это трудно передать словами, это нужно пережить. Жалею лишь об одном: слишком поздно начала работу — многих уже нет в живых, и многое не вошло в фильм — не позволил 30-минутный хронометраж. А между тем каждая судьба, оставшаяся в черновых материалах или в памяти, — это отдельная тема для отдельного фильма.
Вот только один пример. В Стамбуле живет старый человек — Махмуд Ураллы. В 1944 году он, семнадцатилетний рядовой Красной Армии, в Польше под городом Радловом попал в плен. Национальные легионы тогда уже были распущены, но соплеменники спасли Махмуда от уничтожения, помогли перебраться в Турцию, и он остался жить, и до сих пор благодарит нашего земляка Шигана Нигматуллина, спасшего его от печей крематория. Но рассказать об этом на камеру, дать интервью Махмуд-бей, извинившись, отказался. Пояснил: в России, на Урале, остались родственники, и нет уверенности, что за его откровенность они не поплатятся дорогой ценой.
Много было на той войне дорог, у каждого своя. Впрочем, война — она во все времена война, и не бывает войн без поражений и плена. Может, и должно меняться наше отношение к этим понятиям, ибо такие роковые решения, как 270-й приказ Сталина, — очень дорогая цена для миллионов.