«Слой-2»
(Продолжение. Начало в №114)
ГЛАВА ТРEТЬЯ
Роман Строгальщикова «Слой-2» мы с удовольствием напечатали бы полностью. Eсли бы «Тюменский курьер» был «толстым» изданием.
Сегодня же, и в нескольких последующих номерах, мы представляем вашему вниманию одну главу нового романа, которую автор сам выбрал для публикации в «ТК».
Приятного вам чтения и долгих размышлений.
***
В деле с Мозырем московский «Регион-банк», директором тюменского филиала которого был Сергей Витальевич Кротов, предложил свои услуги «Обь-нефтегазу» и местной администрации по «расшивке» бюджетной задолженности. Банк обязался из своих средств оплатить прокачку и переработку на Мозырьском нефтеперерабатывающем заводе ста тысяч тонн нефти от «Обьнефтегаза» и передать полученные горюче-смазочные материалы белорусским колхозам в обмен на продовольственные товары для тюменских северян. Цены на ГСМ в Белоруссии были высокими, а продовольствие дешевым, так что в итоге никто — ни банк, ни власти, ни нефтяники — не оставался в накладе: банк возвращал свои деньги плюс три процента комиссионных, нефтяники списывали свои долги, а местные власти, реализовав продовольствие через розничные сети, пополняли свой бюджет и платили зарплату и пенсии.
Так это выглядело снаружи.
Схема внутренняя, тайная, базировалась на нелепостях российско-белорусского таможенного союза. Получив нефть, Мозырьский НПЗ тут же продавал на Запад более семидесяти процентов ее объема по своим, белорусским, экспортным правилам, приносящим продавцам огромные прибыли в отличие от правил российских, раздевавших экспортеров до нитки пошлинами и акцизами. Так называемого «боковика», то есть разницы в ценах, опять же хватало на всех. Более того, нефтеперерабатывающий завод соглашение на поставку продовольствия заключал не с колхозами, а с фирмой-посредником. Та, в свою очередь отгородившись липовыми «колхозными» договорами, на самом же деле закупала для тюменских северов картошку и овощи в соседнем с Тюменью Кургане: так же дешево, да и везти недалеко, экономия на транспортных расходах. Северянам же было плевать на детали, главное — качество и оговоренная цена. Белорусские колхозники тоже молчали в тряпочку: завод отпускал им ГСМ по льготным ценам и ничего не требовал взамен, а смекалистые лукашенковские бульбаши гнали дешевый бензин по коммерческим автозаправкам и тоже неплохо жили с того.
Когда Кротов «прочухал» эту схему, он только головой замотал от немого восторга. Каким умом и дальновидностью надо было обладать, чтобы устроить в огромной стране такой хорошо организованный и прибыльный бардак.
Первую партию нефти на Мозырь — пятьдесят тысяч тонн — они прокачали еще в октябре. Юра планировал, что сумма «чистого отката», причитающаяся фонду «Политическое просвещение», составит около пяти миллиардов наличными. Собственно, вся эта сделка и замышлялась для того, чтобы пополнить фондовскую кассу. По времени деньги уже должны были «обернуться», а потому Кротов совсем не удивился последовавшей по окончании переговоров юриной просьбе оставить в офисе кротовский чемодан и взять в гостиницу только самое необходимое.
Кротов сложил туалетные мелочи в полиэтиленовый пакет и вместе с вальяжным белорусом поехал на красивой «ауди» в гостиницу «Спутник» на Ленинском проспекте — так распорядился Юра, пообещав заглянуть ближе к вечеру и свозить гостей на ужин в элитный ресторан.
Белорус на поверку оказался своим человеком, пятнадцать лет проработавшим в Нефтеюганске и внедренным на Мозырьский НПЗ российской нефтяной компанией «ЮКОС», возросшей на костях объединения Юганскнефтегаз.
По заранее оформленной кем-то заявке их поселили в обычный двухместный номер без излишеств, чему юганский белорус был весьма не рад и ворчливо ругал скупость «принимающей стороны». Кротову было все равно — утром он улетал в Тюмень, и единственной возможной проблемой было — не храпит ли вальяжный во сне.
— Одно хорошее есть в этой дыре с гордым названием «Спутник», — поведал вальяжный. — Это корейский ресторанчик с абсолютно некорейским темным пивом «Гёссер». Предлагаю наведаться.
— Как скажете, Валентин Сергеевич, — с готовностью откликнулся Кротов. После горького кофе хотелось залить и забросить в желудок что-нибудь успокаивающее.
По размерам ресторанчик оказался обычным гостиничным буфетом, только ажурные стулья темного дерева при мраморных круглых столиках приятно отдавали иностранщиной.
Посетителей обслуживали русские девицы в стандартной официантской упаковке, но красивые папки с меню принес сам хозяин — маленький пожилой кореец в смокинге и белой поварской шапочке, улыбался и кланялся. Валентин Сергеевич пошептался с ним по-английски, кореец радостно кивал и умильно смотрел на разборчивого гостя.
— А по-русски старикан ни бум-бум, — сказал Валентин Сергеевич, когда кореец, пятясь, удалился. — Два года в Москве, и ни слова по-русски.
— Может, из принципа? — предположил Кротов. — Восток — дело тонкое.
— Ну английский же выучил, сволочь. Не люблю азиатов, — неожиданно закончил фразу «белорус». — Очень неискренний народ. Три часа тебе улыбаться будет, а потом зарежет тебя с той же улыбочкой. Вот у нас, у славян, душа нараспашку, все на виду.
Как бы в подтверждение слов Валентина Сергеевича дальний угловой столик, плотно запаянный сигаретным дымом и кругом крутых мужских спин, взорвался жеребячьим ржанием, что-то стеклянное упало со стола и хрустко кокнулось об пол. Сидевший напротив Кротова «белорус» обернулся, прищурился, цокнул языком.
— Во народ гуляет…
Две официантки в сопровождении корейца принесли еду и пиво в конусообразных больших бокалах. Eду заказывал «белорус», и Кротов уважительно одобрил его выбор: почти сырое, слегка подвяленное темное мясо, острые салаты, зажаренные до хруста морские гребешки и коричневый рис с креветками. Кротов выпил пиво одним махом, бросил в рот ломтик сочной мясной мякоти и удовлетворенно кивнул хозяину, кореец расплылся в улыбке и поклонился счастливому едоку.
— Э, мужик, хозяин, поди сюда, — вразнобой закричали от дальнего стола. Кореец поднял брови и повернулся на звуки.
— Э, скомандуй, пусть приберут тут.
— Чего орать-то? — через губу процедила одна из официанток и пошла между столиков манером слаломиста. — Нажрутся с утра…
— Придержи язык, корова, — рыкнул на нее единственный сидевший в пиджаке мужик, остальные белели рубашками в победительных стрелках подтяжек. — А то чаевых не будет.
— От вас дождешься, — примирительно сказала девица. — Между прочим, двадцать долларов фужер.
— Да не может быть! — Мужик в пиджаке поднял фужер двумя пальцами за тонкую ножку, повертел им на свету в наступившей тишине. — Двадцать долларов? Вот эта стекляшка?
— Двадцать долларов, — с какой-то непонятной гордостью повторила официантка. — А пивной бокал — тридцать пять, он фирменный.
— С ума сойти, — печально вздохнул мужик в пиджаке и уронил фужер на пол, резко разжав пальцы. — А бокал, говоришь, тридцать пять баксов?
— Ой, не надо, пожалуйста, — захныкала девушка, но было уже поздно.
— Как здесь у вас намусорено, укоризненно покачал головой мужик в пиджаке. — Битое стекло везде валяется, никакой заботы о посетителях. Тарелки битые… Как нет битых тарелок? А вы сюда посмотрите…
— Ну зачем вы… Ой! Ну вот…
— Может, хватит безобразничать? — пустым голосом сказала вторая официантка из-за плеча корейца, молча и неподвижно наблюдавшего за происходящим.
— Ты, корова, лучше сеструхе помоги убрать тут все по-быстрому. Не могут же приличные люди сидеть в такой срани и дряни, а?
За дальним столом дружно заржали, взметнулось вверх горлышко длинной коньячной бутылки. Кореец сказал что-то второй официантке и ушел в служебную дверь.
— Погоди-ка, погоди-ка… — «Белорус» приподнялся на стуле, глянул на дальний стол поверх спин и затылков. — Липицкий. Липа, мать-твою? А я думал, кто это гуляет?
Мужик в пиджаке тоже привстал, высунул над кругом светлую маловолосую голову.
— Сергеич, Валя, отец родной! Какими судьбами!
«Белорус», раскинув руки, пошел обниматься и целоваться. Eго втиснули за стол, подали фужер коньяку, он махал оттуда рукой Кротову, делал обиженное лицо, но Кротов улыбался, прижимая ладонь к сердцу и мотая головой: не стоит, спасибо. Некто грузный в полурасстегнутой на волосатом пузе рубашке принес и поставил перед Кротовым фужер с коньяком, подмигнул ему и вернулся, заткнул собой дыру в потном и дымном телесном ограждении. Официантка поднялась в углу с метелкой и совком в руках, ей сунули за вырез кофточки бумажку и шлепнули по заднице.
— Позови хозяина, — в спину приказал ей Липицкий. — Валюша, дорогой, где ты был раньше, мы здесь уже гудим неделю!..
Кротов поел в одиночестве. Острая пряная еда требовала новой порции пива, но официантки не появлялись, и Кротов, помедлив с минуту, взял не тронутый «белорусом» бокал. Пепельницы на столике не было, но за дальним столом курили вовсю, и Кротов тоже закурил, стряхивая пепел в салатную чашечку. От скуки он развернул меню. Написано по-русски, цены — в долларах. Он принялся механически считать, во сколько обойдется им с «белорусом» это корейское приключение. Бокал пива — восемь долларов, не слабо… Гребешки — двадцать семь, офигеть можно. На круг выходило больше ста семидесяти баксов, почти «лимон» в рублях.
За дальним столом уже пели.
Кротов сидел у входа. Время от времени в ресторанчик заглядывали постояльцы, но вид, звук и запах компании в дальнем углу отшибал охоту столоваться. «Ничего, — подумал Кротов, — эти ребята за всю гостиницу отработают — напьют, набьют и наедят».
Из служебной двери появился кореец, уже без поварской шапочки, прошел в дальний угол и наклонился к плечу «белоруса». Багровый от коньяка Валентин Сергеевич слегка толкнул корейца в плечо, мол, все в порядке, свободен, но тот быстрым движением перехватил запястье «белорусовой» руки, подчёркнуто медленно опустил ее на стол, после чего разжал пальцы, вытянул руки по швам и поклонился.
— Только без рук, без рук! — закричали за столом, визгливо задвигали стульями.
— Что ему надо, обезьяне? — спросил Липицкий.
Валентин Сергеевич брезгливо массировал запястье.
— Грозился охрану вызвать, если не прекратим.
Липицкий без слов сунул руку под мышку и выхватил оттуда пистолет. Наставив ствол корейцу в лоб, медленно передернул затвор левой вытянутой рукой и зажал рукоятку горстями, по-армейски.
— Ты все понял, дед?
— Ради бога. Липа, убери пушку! — взмолился Валентин Сергеевич и ладонью отвел ствол в сторону. Кореец стоял распрямившись, отведя плечи назад, глядя в окно поверх головы Липицкого.
«Пора сматываться», — решил Кротов, положил на стол две стодолларовые бумажки и быстро вышел в коридор. Пока двигался к лифту, чувствовал позади растущую плохую тишину. Он спустился в лифте на четвертый этаж, вошел в свой номер, включил телевизор и упал на кровать.
Он почти задремал, когда около двух пришел Валентин Сергеевич, полупьяный и злой, стал ругать оголтелую юганскую братву из какого-то УПТК, заворовавшуюся до беспредела. Кротову стало тоскливо и противно, и он придумал себе надобность пройти по магазинам за подарками семье и стал быстро одеваться, но «белорус» пришел в восторг от подарочной идеи и тоже полез в ботинки (пить и есть ходили в тапочках, по-домашнему).
Когда вышли из гостиничных дверей. Кротов глянул на часы — начало третьего, все магазины «на перерыве», не подумал, но Валентин Сергеевич сказал: «Eрунда», на площади Гагарина есть очень приличный «толчок», и они пошли налево, к площади, где Гагарин стоял на высоком столбе, слегка разведя от бедер руки, как будто прыгать с вышки в воду собирался.