Сон сквозь смех
Публика освистала Шекспира в исполнении плохих актеров. Так начинаются «Примадонны» в тюменском театре драмы.
Режиссер Алексей Ларичев последовал примеру Тимура Насирова, поставившего «Примадонн» в «Ангажементе» два месяца назад: сократил в пьесе Кена Людвига первые сцены.
Коротко перескажу, что там было. Актеры Лео Кларк и Джек Гейбл играют Шекспира в клубе Общества Гуманной Охоты на Лосей; в это время пастор Дункан и его невеста Мэг спорят о театральном искусстве, и вот что, в частности, говорит пастор: «Профессиональный театр – это что-то надрывное, неестественное. Эти люди так фальшивы, все время кривляются».
Слова пастора можно сократить, но спорить с ним – глупо. Пьеса высмеивает театральные штампы, и чем самокритичнее будут постановщики и исполнители, тем веселее получится спектакль.
О горе смехачам, режиссер Ларичев решил опровергнуть пастора! В «Примадоннах» он продолжает любимую тему театрального мессианства. Искусство облагораживает и возвышает. Плохой актер лучше хорошего дельца, даже в плохом актере горит искра вдохновения, от которой зажигаются сердца зрителей. «Примадонны» – неудобный материал для развития такой темы, но Ларичева это не остановило. В результате комедия отяжелела и через шаг проваливается в мелодраму.
Не повезло Левану Допуа, играющему Дункана. Он выглядит, как мультяшный злодей. Низко надвинутая шляпа, длинные пряди по бокам и бородка с усами не дают разглядеть лицо. До выхода пастора на сцену этот образ явлен в еще более утрированном пародийном виде: Лео напялил на Джека шляпу с пейсами и бородой, словно бы предугадал Дункана и заранее высмеял его. Ясно, что этот анекдот ходячий, с пейсами, не может быть духовным наставником. Уж конечно, его заботят деньги, а не душа!
Просчет в том, что не один Дункан насквозь фальшивый. Остальные персонажи тоже кривляются и не дают забыть, что театр – это что-то надрывное.
Моментами наступает просветление. Владимир Орел и Александр Кудрин смешно изображают участников интермедии «Сон в летнюю ночь» и соблазнителей Джека, переодетого женщиной.
Садитесь ближе к сцене, чтобы оценить мягкое обаяние Дианы Быстрицкой, заглянуть в ее лучистые глаза. Из середины зала достоинства актрисы не так заметны. Быстрицкая дебютирует на тюменской сцене в «Примадоннах».
Галина Понятовская слишком умная и тонкая для простушки Одри. Интересной она становится в интермедии. Ее Человек-наЛуне сосредоточен в роли, здесь актерское самозабвение и старательность первоклассницы. Понятовская обретает женственность, когда меньше всего заботится о ней, когда не перенимает чужих повадок.
Неудачливых актеров Лео и Джека играют Сергей Осинцев и Дмитрий Ефимов. Их любят девчонки всех возрастов. Как сказала бы простушка Одри, они «вау, супер!» Успех не покинет «Примадонн», пока девчонки верны своим кумирам.
Осинцев и Ефимов отлично смотрятся в женском обличье, в платьях, с накладными грудями, бритыми ногами, на каблуках. Это уже не Лео и Джек, это Максин и Стефани. Когда они появляются в первый раз, публика ахает от восторга: как картинка! Картинку создал художник Алексей Паненков. Он улучшил мужчин до женщин. Получилось смешно, и при этом красиво, так красиво, что хочется остановить спектакль в момент первого выхода Максин и Стефани и замереть в блаженстве созерцания.
Компанию травести пополнила тетушка Флоренс, ее тоже играет мужчина, Андрей Волошенко. Тетушке хлопали едва ли не громче, чем Лео и Джеку. В финале Волошенко выходит без парика и юбки, говорит своим голосом. «Пора начинать спектакль!» – говорит он.
Подразумевается настоящий спектакль, не тот балдежный, который разыгрывался до сих пор. Не мультик, не капустник, а священнодействие. Нечто вроде интермедии «Сон в летнюю ночь».
В «Примадоннах» ставят «Двенадцатую ночь», Ларичев заменил ее «Сном». Не для того, чтобы отличить свой спектакль от «ангажементовского». Его интермедия не столько остроумная, сколько завораживающая. Как ночной дурман. Как призрак платья королевы фей, Титании, в которое, согласно Кену Людвигу, обрядился Джек.
Актеры расположены на разных уровнях сценической конструкции, на разных этажах высокого дома или собора. Их связывают ленты – зримые линии взаимной зависимости персонажей. Голоса распадаются эхом.
Художник Паненков повторил «инопланетные» фантазии из других спектаклей. Чепчики с наушниками, спирали времени, замкнутые улиткой, роботы-кузнечики. Это не механический повтор, это самоцитата. Безусловно, уместная.
Публика приготовилась смеяться по нарастающей, и вдруг ее смутили тревожной галлюцинацией. Ей сказали: вот он, настоящий театр. Волшебный, непонятный, но прекрасный.
Так зачем же Ларичев мучился с Людвигом, если мог поставить Шекспира… Боялся участи Лео Кларка и Джека Гейбла?
***
фото: герои Дмитрия Ефимова (слева) и Сергея Осинцева как женщины и как мужчины.