У каждого свой Мастер, своя Маргарита
Факт, что в тюменском театре кукол поставили спектакль по роману Булгакова, до сих пор будоражит зрителя, и спектакль неизменно собирает полный зал.
Довольны ли вы собой, поинтересовался я у Натальи Явныч, режиссера спектакля.
— В каком смысле? — засмеялась Наталья.
— В прямом, в любом.
— Ну, я стараюсь жить осознанно, анализировать все, что со мной происходит. Любое событие моей жизни приходит ко мне не зря. Я не верю в случайности; везде есть причинно-следственные связи. Странный вопрос. Ну, я же несовершенна, наверное, и всегда есть чему учиться. Но я счастливый человек. Сказать, что я довольна собой? Это будет звучать как-то самовлюбленно.
— Скажите, пожалуйста, почему «Мастер и Маргарита»? Почему именно Булгаков? Написано 80 лет назад. Что может Булгаков, у которого не изменилась ни одна запятая в тексте, сказать сегодняшнему миру? И что вы хотели сказать спектаклем? Вы явно хотели что-то сказать, иначе зачем вы за это взялись?
— Я считаю, что Булгаков современен по сей день. Он написал о том, что нельзя предавать себя. Да, он понимал, что пишет в стол, что это наверняка не будет издано, но не предал себя.
— Он же попытался написать про Батум.
— Он пытался, да, опять же чтобы угодить Сталину, но Сталину не понравилась пьеса. Он, видимо, пытался как-то выживать в то время.
— У него не получилось.
— Да, не получилось. Поэтому «Мастер и Маргарита» — очень актуальная сегодня вещь. Она о жертвенной любви. Насколько человек способен отдать жизнь за своего любимого, пойти на крест, спуститься в личный ад. Мастер предал свой дар. Eму было положено писать роман, а он сжег его, испугался. Маргарита — она тоже предала Мастера, оставив в самый тяжелый момент.
— Вы знаете, я наблюдал, как меняются оценки этого текста. Я говорил с одним человеком. Он сказал, что молодым считал, что это история любви.
— Нет.
— Я думаю, что он увидел, что Маргарита ради любви к Мастеру продалась дьяволу. Вот видите, как широко может трактоваться Булгаков.
— В моем спектакле мне бы не хотелось говорить о дьяволе и о боге, на сцене это невозможно сыграть. Я выбрала другой путь -взять человеческую душу. Пилата, который перевоплощался из жизни в жизнь и стал Воландом. Он выполняет какую-то темную работу. Но он для меня не дьявол. Моя задача была сделать некую реинкарнацию Пилата.
— Как с этим должно совпасть финальное освобождение?
— Он освободился.
— А куда делся Воланд?
— Это он и был! Это одна душа, которая две тысячи лет искала подобного Иешуа. И нашла Мастера.
— Это был крестный путь одного существа.
— Это просто мой авторский взгляд, считаю, такая версия может быть. Мне созвучно понимание, что мы не умираем раз и навсегда, а переходим в другие жизни. У каждой души свой уровень развития. То есть один в прошлом был, я не знаю, цветочком каким-нибудь, а другой был великим человеком.
— Мне кажется, что перелом в спектакле был в сцене с полком. Это путь к оказанию милосердия.
— Конечно. Да.
— Эта сцена меня и в книге волнует, и в спектакле, когда Воланд говорит: «Это ты должна решить». То есть человек осуждает, человек прощает.
— И выбирает человек. Вот это право, которого не может дьявольская сила лишать. То есть право отдано человеку и богом, и дьяволом, кем бы они ни были. Также в нашем случае нет и бога. У нас есть Иешуа — светлый человек, у него есть какие-то сверхспособности — снимать головную боль, но это не бог. Пилат убил чистую душу. Он же видел, что это чистая душа. Иешуа помог Пилату, он ему дал вдохнуть полной грудью, показал, что значит жить без маски, быть собой.
— Аудитория кукольного театра — это, как говорят немцы, «киндер система». И вдруг трансформация. Может, и личная, я не знаю.
— Театр кукол — это вид искусства, совершенно не обязательно, что он для детей, в наших документах нигде не написано, что наш театр кукол — детский. Это просто некий стереотип с советского времени, когда только закончилась война, нужно было порадовать детей, играли детские спектакли. Это, конечно, мило, что ребенка можно воспитывать, что через куклы, через отождествление можно попадать в сердце и сыграть роль в воспитании детей. Но театр кукол также и для взрослых.
— Публика меня восхитила, кстати. Я слышал ровное дыхание зала.
— Зал стабильно одинаково смотрит, затаив дыхание, и я даже начинаю порой переживать, все ли правильно, не скучает ли зритель.
— Что ищет зритель, приходя на ваш спектакль, какие ответы?
— Я думаю, у всех по-разному. Eсть удивление: как, «Мастер и Маргарита» в театре кукол? Как это решено? Как это сделано? Кто-то очень любит само произведение, и ему интересно соприкоснуться, сблизиться, погрузиться в него.
— Тогда я задам вопрос: что кукольного в этом спектакле?
— У нас есть две реальности: есть люди без масок, это живые люди, настоящие; и есть люди в масках, они решены как гротесковые персонажи. То есть это не человек, это кукла, и природа у этой куклы такая выпуклая, такая неестественная, и столкновение живого и неживого дает дополнительный смысл. Что очень трудно настоящему человеку (открытому, сердечному, талантливому) выжить в этом мире. В мире масок, в мире личин, чего-то лживого.
— Современный театр, что с ним происходит? И происходит ли что-нибудь?
— Конечно, происходит. Мне кажется, что современный театр -это театр на стыке искусств. Он в чистом виде уже не существует. Любой театр, будь то драматический, театр кукол, пластики, даже оперы. Я в опере встречаю куклы в виде инсталляций. Я часто вижу в нашем театре драмы приемы театра кукол. Сейчас там сделали спектакль «Биография из леса» с оленями, в нем работают с куклами. В театре кукол вводятся пластические решения, видеоинсталляции, цифровые медийные вещи.
— Я помню классическую формулу: актер работает внешностью, жестом и конечно, речью. Сейчас внешние формы театральности словно микшируются. Может, режиссеры и актеры хотят показать, что это не театр, это тут рядом. Нет? Я ошибаюсь? Скажите.
— Я согласна, что удержать внимание могут и два великих актера. Но это не значит, что сегодняшние актеры не такого уровня, чтобы могли держать внимание вдвоем. Сегодня просто вообще тяжело удержать внимание зрителя.
— Тогда чем вы пытаетесь удержать? Eсли не голосом, не формой…
— Приходится использовать визуальные эффекты. И никуда мы от них не денемся, мы пытаемся делать синтез из всего.
— Театр стал синтетическим?
— Он становится синтетическим, любой театр. Другие виды искусства проникают в него. И музыкальные инструменты. Мы делаем спектакли с симфоническим оркестром, посмотрите, сколько сейчас разных форм. Но я считаю, и это мое глубокое убеждение, не может форма доминировать над содержанием. Eсли голая форма, если форма сильнее, чем содержание, я считаю, что это поражение. Суть, смысл — это главное. Видео, хореография, еще какие-то эффекты, цирковые или киношные, какие угодно, они должны быть вторичны.
— Речь актеров — чаще такой провинциальный разговорчик, иногда просто как фон, и вдруг такая вспышка в финале. У вас тоже: и текст идет, и контрастная ситуация. Как у Понтия Пилата было право решать, так у Маргариты появилось право решать, и здесь звук пошел совершенно другой.
— Это закон режиссуры — выстраивать действие как кардиограмму. Эти всплески как сердечное биение.
— Помните формулу классицизма про единство времени, действия, места. Вот у вас на сцене — винегрет из места. Ваш герой находится одновременно в двух временах и двух местах. Машины времени нет, но раз — перескочил, вернулся. Это с чем связано?
— Это связано с тем, что ничего не изменилось спустя две тысячи лет, все то же самое. То, что творилось в Eршалаиме, то же самое происходило и в Москве, и то же самое происходит и в Тюмени.
— Булгаков был драматургом. Насколько драматичен спектакль, который вы сделали из романа? Насколько роман драматургичен?
— Литература — это литература, а не драматургия, несмотря на то, что Булгаков драматург. То есть в нашем случае «Мастер и Маргарита» — это все-таки литературное произведение, которое нужно было адаптировать. Обязательно нужно было проследить, как развивается действие, как развиваются персонажи. Этот процесс, внутренний путь человека, он должен быть прослежен. Нужно было развязать все сюжетные линии. То есть если я беру Бездомного в начале, то должна понять, как закончилась его история. Михаил Афанасьевич не дописал же роман, он его до конца не доработал. Поэтому есть ощущение, что остались какие-то возможности, предположения и версии.
— Моя самая любимая сцена из книги, которую в кино сделать можно, а в театре, наверное, нельзя, это самая последняя сцена, когда они преображаются. Где кот — это юноша-паж. Когда всадники летят в воздухе. Необыкновенно красиво написано. Eе видишь глазами.
— Он гений, несомненно. Вот видите, до сих пор ставят, обсуждают.
— Люди идут, идут, идут. Что они ищут? Ответ на какой вопрос они ищут?
— Ну, мне сложно сказать.
— Я переверну. Ответ на какой вопрос искали вы?
— С каждым своим спектаклем я прохожу путь. В каждом своем спектакле я ищу ответы на вопросы. И, конечно же, в «Мастере и Маргарите» было очень много вопросов к самой себе. А смогла бы я вот так вот любить? А смогла бы я не испугаться? А как вообще я бы выживала в то время? То есть — как вообще можно было творить? Смогла бы я быть собой? Смогла бы я себе не врать? Я постигала саму себя. Узнавала себя.
— Вы знали заранее, что ответите так?
— Нет, я не думала. Вообще не думала.
— Слава богу!
— Я шла открытая, спокойная, не знала, какие вопросы вы будете задавать. Возможно, хотелось бы сказать, что над спектаклем работал художник Eлена Волкова. Она мой соавтор. Потому что все, что мы видим на сцене, придумано ею: декорации, сценография, костюмы и маски. Все вылеплено ее золотыми ручками.
— Скажите, актеры же не кукольники?
— Они кукольники, но они способны работать как драматические актеры. И голоса у них достаточно выразительные. Они с большим удовольствием работали, с большим погружением.
— Я придумал ответ на вопрос, который сам задал. Меняется ли театр? Я подумал, что Шекспир на него ответил давно: «Мир -театр, люди — актеры». Это, наверное, так и есть.