Сезон свинцовых дождем
1 августа 1914 года — 80 лет назад — началась первая мировая война, в которую вступили Германия, Россия, Англия, Франция, почти вся Eвропа, затем Китай и США.
В истории человечества эта война занимает особое место. Первое. По географическим масштабам. По последствиям. По жестокости.
Все прежние войны вели профессиональные армии, еще сохранявшие что-то от рыцарских поединков. Исход военных противостояний, даже если они затягивались на десятилетия, решался двумя-тремя сражениями. Народы в целом не воевали. Мировая война все это переменила. Она загнала в окопы слишком много мужчин и заставила их убивать. Убить — означало выжить. Жестокость вошла в повседневный фронтовой быт, в искусство, даже в религию. Жестокость раздула угли идеологий, классовой борьбы и расовой ненависти.
В воюющих государствах все газеты объединились в травле врага. Все политические партии призывали к ненависти. Школа и церковь учили ненавидеть, ловить шпионов, искать измену.
Нормальный, привычный, разумный мир был опрокинут. В сознании миллионов людей, сбитых с толку, перекатывались волны злобы, страха и отчаяния. Там, где растерянность была особенно невыносимой, массы ухватились за вождя. Ленин и Сталин, Муссолини и Гитлер вылеплены из одного материала, созданного мировой войной. Из материала ненависти. От этого и сходство того, что они создали.
В первой мировой войне, несмотря на официальную капитуляцию и мирные договоры, не было победителей. Мир оказался непрочным. Кажется, будто война, начавшаяся 80 лет назад, до сих пор не кончилась. Ненависть Версаля, Галиции и мазурских болот кипит в малых войнах и в уличном терроризме.
Садизм хорватов и жестокость сербов в Боснии разве что во сне мог бы себе представить европеец в предвоенном 1913 году. После громких международных трибуналов, после всех обличений фашизма — новые взрывы расизма в благополучной Германии, зверство толпы в стране, где люди сыты, одеты, обуты и проводят отпуск на море. Что же говорить о голодных двух третях человечества? Там экстремизм перестал быть уделом меньшинства и уже не вызывает массовых протестов.
Характер террора тоже изменился — в сторону еще большей жестокости. Когда-то эсер Каляев, увидев рядом с приговоренным к смерти великим князем Сергеем Александровичем его жену и детей, положил бомбу обратно в сумку и дождался следующего случая — когда великий князь ехал один. В июле 1918 года большевики без нравственных колебаний расстреляли всю царскую семью. На днях в аэропорту Минеральные Воды современные террористы, не раздумывая швырнули гранату в за’х1аченных ими заложников.
События на Балканах, на Кавказе и в Центральной Азии все чаще напоминают о сезоне «свинцовых дождей», разразившемся над миром 1 августа 1914 года. Отпечатки ступней сербского террориста Гаврилы Принципа на месте сараевского убийства австрийского престолонаследника эрцгерцога Франца Фердинанда и трупы после минометного обстрела рынка в том же самом городе напоминают об одном — о жестокости.
Почему эта разрушительная страсть сильнее разума? Укротить стихию ненависти оказалось невозможно одними правительственными решениями и официальными миротворческими инициативами. Нужен сдвиг в поведении миллиардов людей. Сумеют ли они прислушаться друг к другу ради спасения жизни на Земле? Поднимутся ли над своей духовной вялостью и разобщенностью?
Некоторые философы рассчитывают на энергию отчаяния -человечество подтолкнет к солидарности железная кнопка катастроф. 80-летний отрезок этого пути уже пройден.
***
фото: