Как дед Иван в пост сала захотел
В православном календаре Великий пост раньше вели строго: даже по воскресеньям ели только постную пищу, детям и то молоко вдвое водой разбавляли, а кто постарше — постился наравне со взрослыми. А чтоб мясо есть — о том и речи не было. Как же: боялись греха, боялись Бога… Не то что теперь.
У нас в поселке жил дед Иван — тощий, длинный. Свою худобу он объяснял тем, что в нем пища не задерживается, вся паром уходит. Дед Иван имел странности, как у беременных, — ему иной раз хотелось поесть чего-либо особого, чего под рукой нет. Eсли утолить потребность нечем, он ложился на печь и стонал: «Ухи хочу! Ухи! Ухи!» И так часами. А до ближней рыбной речки верст пятнадцать.
И однажды в Великий пост Ивану захотелось сала. Лежи он на печи и стонет: «Сала! Сала! Сала! Параска, дай сала! Хоть шматок!» (это по-украински кусочек).
Жена Параска его ругает:
— А, старый греховодник! В пост сала захотел! И греха не боишься? Какой пример молодым подаешь? Терпи!
Иван огрызается:
— Грех, грех! Человек умирает, а она о грехе. Дай хоть перед смертью салом губы помазать! Ой! Ой! Не дождаться мне светлого Воскресенья!
Сало у Параски есть, но под замком в цебрике (это бочонок), а ключ с собой на пояске носит.
Просьбы и приставания деда Ивана кончились тем, что Параска дернула его за бороду и выдрала изрядный клок волос. Осерчал Иван и пригрозил:
— Ну, Параска, пойду к попу. Пусть отец Исидор тебя в проповеди ославит на все село. В писании как сказано? Жена да убоится мужа своего! А ты убоялась? Будет тебе стыдно, старой, перед народом.
Завернул бывшую бороду в районную газету «Маяк коммуны» и побрел за пять верст в село к попу по весенней осклизлой глине и сырым пескам.
(Дело было в начале 30-х годов. В округе уже колхозы были, но и церковь еще была во имя Святой Eкатерины. За двадцать верст кругом видна была зрячему человеку. А газетку парторг обязывал выписывать хоть одну на несколько дворов, не важно, что в партии не все состояли. Власть тогдашняя беспокоилась, чтоб ее законы и директивы вождя народов доходили до каждого в самой дальней глубинке. Не то что теперь: читаешь или не читаешь, знал — не знал, а все равно — незнание закона не освобождает от ответственности…)
День был воскресный, и к обеду дед Иван был у поповского двора. Зашел в хату и… остолбенел, даже на красный угол забыл перекреститься. Сидят за столом отец Исидор с церковным старостой, перед ними сковорода яичницы с салом, четверть самогона. Пьют, закусывают.
Сглотнул дед Иван вдруг набежавшую слюну и рассказал о причине своего тут появления.
— Ты что, старый пес, христианского закона не знаешь? На том свете каленую сковороду лизать хочешь? — возмутился отец Исидор.
Дед Иван возразил: Батюшка! А сам ты ешь и пост сальцо… Не боишься? Отец Исидор вспылил:
— А тебе кто не дает? Сало у тебя дома есть? Иди и ешь!..
— Да вот жена Параска не дает. Просил, а она мне бороды клок выдрала. — Дед достал газетку из кармана. — Батюшка, прокляни ее в проповеди. Мужа своего не убоялась ободрать!..
— Так тебе и надо, хрычу старому. Жаль, что не всю бороду вырвала. У тебя и не заметно, еще на троих твоего веника хватит.
Борода и в самом деле была у деда Ивана пышная.
Вернулся дед Иван домой, дал бабе Параске «по чепцу», лучковой пилой срезал замок с цебрика, наелся сала и сразу выздоровел. И так это все на деда Ивана подействовало, что перестал он в церковь ходить даже к причастию. А когда его по этому поводу бабка Параска начинала пилить, он ухмылялся:
— Это я пойду этому долгогривому Исидору исповедоваться? В грехах каяться? Он — первый грешник сам… Он в Великий пост сало с яичницей ест. Вот!
А тут вскоре церковь закрыли, отца Исидора куда-то на Мурман согнали вместе с матушкой, и вышло всеобщее от религии освобождение. Деду Ивану это было кстати. Eшь что хочется и когда хочется. Лишь бы было в наличии.