Я к вам пешу, чаво же боли?
Газеты сообщили, что представители комитетов по образованию Совета Федерации и Государственной Думы господа Сударенков и Мельников вместе с некоторыми депутатами внесли проект закона «О государственном образовательном стандарте общего образования».
В этом проекте содержатся положения, которые, с моей точки зрения, могут отбросить нашу страну в каменный век. Так, если верить газетам, господа депутаты считают, что гражданам России вполне достаточно, если они будут изучать родной язык три часа в неделю.
Жаль, что никогда не удастся увидеть черновик этого законопроекта. Неужели он столь безупречен с языковой точки зрения, что дает авторам право думать, будто и трех часов в неделю для овладения русским письменным достаточно?
К сожалению, пока я разделить депутатского оптимизма не могу. Язык Пушкина по праву принадлежит к одному из труднейших. Eго шесть падежей. Eго три склонения. Eго беглые гласные и согласные. Eго меняющиеся ударения. Полная невозможность объяснить, почему огурец пишется так, а заяц — иначе.
Да вы послушайте, как говорят сами депутаты, министры и премьер-министры (языковые изыски Виктора Степановича Черномырдина уже вошли в историю, точнее в анекдоты).
Я помню, как один из министров, выходец из нашей области, выступал на официальном приеме за рубежом. Англичане оказались не в состоянии понять, «о чем звук». Тогда речь снова перевели на русский язык, прислали к нам, пресс-секретарь еще …раз перевел ее с русского на русский, потом опять изложили по-английски и только тогда напечатали в газете на розовой бумаге.
По долгу службы мне приходится читать документы, письма, деловые бумаги людей, имеющих высшее образование. Иные из них имеют несчастье относиться и к журналистскому цеху. Я пишу «несчастье», потому что человек, не владеющий основным инструментом своей профессии, дважды несчастен: для себя и для других.
Включите канал любой из тюменских радиостанций. Вас буквально захлестнет поток словесности — бессмысленный и беспощадный. И эти еще из лучших. А как пишут, как говорят инженеры? Финансисты? Врачи? Я не говорю о чиновниках и бизнесменах — эти рассчитывают, что все исправят машинистки. Совсем как героиня комедии «Недоросль», что была уверена: география — наука для извозчиков.
Наступление на язык идет давно. С помощью телевизора, где давным-давно спрягается один-единственный глагол to fuck. С помощью телефона, который отучил большинство из нас от непрерывной лингвистической практики — написания писем. С помощью ди-джеев — законодателей вкуса. С помощью бульварной иностранной литературы, которую переводят, как я совершенно уверен, не люди, а компьютеры. С помощью бульварных же газет. Тем более что недавние законодатели вкуса — толстые журналы — для большинства читателей недоступны.
Я пытаюсь понять ход рассуждений законодателей. Возможно, и они считают, что изо всех словарей русского языка можно оставить для употребления только широко известный в узких кругах словарь Флегона (для тех, кто не знает, поясню: «Beyond the russian dictionary», изданный в Лондоне в 1973 году и переведенный на русский, содержит около 40 тысяч слов лексики, когда-то считавшейся «ненормативной», а в последнее время ставшей-таки вполне нормативной)? Тогда куда же смотрят остальные депутаты обеих палат, столь часто взыскующие об упадке духовности? Ведь духовность начинается с языка, с литературы. А о литературе, кстати, в проекте закона «О государственном образовательном стандарте общего образования» вообще нет упоминания.
Может быть, розыгрыш? Да нет, газета одна из самых солидных. Впрочем, неуважение к языку так ложится в ряд с неуважением к человеку вообще, что история вряд ли окажется неправдоподобной.
Что будет потом? «Казнить нельзя помиловать» — еще не самое страшное, что может произойти. В обществе исчезнет механизм общения. Люди перестанут понимать друг друга. Правда, это уже было. Вавилонское столпотворение.
Не могу отказать себе в удовольствии припомнить цитату из Ломоносова: «…А ежели бы он (Карл V, римский император. — Р.Г.) русскому языку был искусен, то нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого и нежность итальянского. А сверх того красоту и сильную в выражениях краткость греческого и латинского языков».
Что найдут в нем потомки наши? Что станут искать после трех часов языка в неделю?