Окружение
Начало в NN 6-7, 8.
После контрнаступления под Москвой, когда Красная Армия отбила у немцев первые города, предусмотрительные чекисты задумались над тем, как поступать с «окруженцами» и пленными, которые будут освобождены в ходе будущих наступлений.
27 декабря 1941-го приказом N 0521 народного комиссара обороны Сталина для проверки бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену или в окружении противника, были сформированы армейские сборно-пересыльные пункты (один на армию) и организованы спецпагеря. Согласно положению об армейских сборно-пересыльных пунктах, на них «возлагался сбор, прием и отправка бывших военнослужащих Красной армии в спецлагеря». На пересыльных пунктах военнослужащие находились, как правило, пять-семь дней. В некоторых случаях организовывались армейские комиссии по выяснению обстоятельств пленения. На прошедших такую комиссию военнослужащих составлялись отдельные списки с ее решением, что облегчало дальнейшую процедуру проверки в спецлагерях, где эти функции выполняли особые отделы НКВД.
Организация спецлагерей возлагалась на Управление по делам военнопленных и интернированных (УПВИ) НКВД СССР, т.е. к попавшим в плен или в окружение относились как к солдатам вражеской армии1.
Количество спецлагерей не было постоянным и колебалось в зависимости от поступления «спецконтингента». В 1941-1942 годах — 27 спецпагерей, самые крупные — Подольский N 174 и Рязанский N 178. Все они быстро заполнились. В типографиях НКВД отпечатали сотни тысяч «опросных листов» и обложки «учетных дел».
Известно, что после разгрома немцев под Москвой Сталин всерьез планировал победоносно закончить войну в 1942 году, и для этого имелись соответствующие людские и материально-технические ресурсы. Несмотря на огромные потери 1941 года, к апрелю 1942-го численность действующей армии была не только восстановлена, но и выросла на полтора миллиона человек, достигнув 5 миллионов 600 тысяч бойцов и командиров. На десяти фронтах в состав 48 общевойсковых армий и трех оперативных групп входили 293 стрелковые и 34 кавалерийские дивизии, 121 стрелковая и 56 отдельных танковых бригад. В тылу непрерывно формировались новые стратегические резервы. Советская промышленность была полностью переведена на военные рельсы.
В директивном письме Ставки Верховного главнокомандования от 5 января 1942 года указывалось: «Немцы хотят… выиграть время и получить передышку. Наша задача состоит в том, чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы, а у немцев не будет больше резервов, и обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году».
Это решение поддержали все командующие фронтами, при этом они докладывали о своих грандиозных успехах, просили резервов и обещали кого-нибудь разбить. По-жуковски выражаясь: «… шапка была набекрень у всех тогда».
В такой атмосфере самых радужных надежд, зная отношение Сталина к военнопленным, нетрудно представить участь тех, кто к тому времени оказался в спецлагерях НКВД. Окажись результативным начавшееся к середине января 1942-го наступление Красной Армии сразу девятью фронтами на всем 1000-километровом пространстве от Балтийского до Черного морей, всех освобожденных военнопленных и «окруженцев» ждало бы направление из сборно-пересыльных пунктов и спецлагерей на подневольные стройки ГУЛАГа НКВД СССР 2. Или расстрел в соответствии с приказом N 270.
Но из-за военных просчетов Сталина и его полководцев успешно начавшееся наступление закончилось разгромом. «Новые большие резервы» были бездарно растрачены во фронтальных атаках на немецкие пулеметы.
30 марта 1942 года Жуков подписал директиву, которая начиналась такими словами: «В Ставку Верховного главнокомандования… поступают многочисленные письма от красноармейцев, командиров и политработников, свидетельствующие о преступно халатном отношении к сбережению жизней красноармейцев пехоты. В письмах и рассказах приводятся сотни примеров, когда командиры частей и соединений губят сотни и тысячи людей при атаках на неуничтоженную оборону противника и неуничтоженные пулеметы, на неподавленные опорные пункты, при плохо подготовленном наступлении. Эти жалобы, безусловно, справедливы и отражают только часть существующего легкомысленного отношения к сбережению пополнения…».
В уже упомянутом приказе N 227 Сталин признал: «… После потери Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, людей, хлеба, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 млн. населения, более 800 млн. пудов хлеба в год и более 10 млн. тонн металла в год. У нас нет уже превосходства перед немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит, погубить себя, вместе с тем Родину…».
На фронт отправляли всех способных носить оружие. Постановлением ГКО СССР от 11 апреля 1942 года N 1575 предписывалось «призвать в армию 500 тысяч человек, годных к строевой службе из трудпоселенцев». Другим постановлением ГКО от 26 июля 1942 года N 2100 объявлялся еще один «особый призыв» общей численностью также до 500 тысяч человек. Таким образом, под видом «добровольцев» мобилизовали до одного миллиона «спецпоселенцев», которых раньше в Красную Армию не призывали как «неблагонадежных». Воевали они не хуже других 3.
Изменилось отношение к содержавшимся в спецлагерях военнопленным: ГКО требовал, чтобы их быстро проверяли и передавали в райвоенкоматы для последующей отправки в действующую армию. Но для этого у НКВД не хватало интеллектуальных и физических возможностей, и даже формальная фильтрация бывших пленных и «окруженцев» нередко затягивалась.
«Осетин» из рода Молдановых
Примером такого формализма стало учетное дело, заведенное 27 мая 1942 года в Усманском спецлагере N 192 на Молданова Илью Семеновича, 1921 года рождения, уроженца юрт Ванзеват Микояновского района Омской области, рыболова-охотника…
В его опросном листе указано: «… мать — Молданова Александра Eгоровна, брат Тихон — 19 лет, сестра Мария — 15 лет, Катя — 12 лет. Образование — 2 класса. Призван 27 августа 1940 года Микояновским РВК. Рядовой 734-го стрелкового полка 224-й стрелковой дивизии 16-й армии Западного фронта». В графе «национальность» записано — «осетин».
На этот вопрос Молданов ответил: «Остяк». Но особист Усманского спецлагеря или не расслышал ответа, или его смутили довоенное место проживания задержанного — «юрты Ванзеват» и явно неславянская внешность. И по национальной принадлежности он отнес Молданова к уроженцам горного Кавказа. Опять же «рыболов-охотник».
На типовое предложение рассказать об обстоятельствах своего пленения «осетин» Молданов сообщил:
«… Часть, в которой я служил, занимала оборону под г. Смоленском. 3 августа 1941 года мы узнали от командиров, что находимся в окружении. Стали с боями отступать к Москве. Но закончились боеприпасы и продукты, и мы разбились на мелкие группы и спрятались в лесу. 8 августа нас, 15 человек, при переправе через какую-то речку немцы взяли в плен. На всех у нас была одна винтовка и револьвер «наган» без патронов. Немцы отправили нас в г. Смоленск и держали там в каменных складах около 1,5 месяцев. 22 сентября нас, около 300 человек, построили в колонну и погнали на Минск. Через два дня пути я выбрал удобный момент и под предлогом справить нужду отступил в кусты, а потом упал и затаился, как делал у себя дома на охоте. Лежал так, пока вся колонна пленных не прошла мимо. Собаки меня не учуяли, потому что я был грязный, и по запаху ничем от зверей не отличался, а собаки были натасканы у немцев на людей.
Когда стемнело, я пошел обратно на восток. Один раз меня остановил немецкий солдат и спросит по-русски: «Куда идешь?». Я ответил ему по-немецки, так как несколько их слов я запомнил, когда нас держали в лагере в г. Смоленске: «Хаус — домой». Он посмотрел на меня внимательно, видно, понял, кто я такой, и рукой показал от земли, мол я — маленький и махнул мне: «Иди!».
Линию фронта я перешел 23 января 1942 года в д. Соловьевка Мосальского района Смоленской области и явился в штаб кавалерийской части. Оттуда меня направили в г. Калугу, а дальше повезли поездом в неизвестном направлении. В дороге я заболел, и меня на ст. Лиски Воронежской области сняли с поезда и положили в госпиталь. После выздоровления 11 мая 1942 года меня отправили в г. Усмань…».
Как полагалось по инструкции, особист направил запросы в 7-й отдел Управления особых отделов НКВД, эвакуированный из Москвы в Челябинск (учет разыскиваемых агентов разведывательных органов противника) и в Микояновский райотдел УНКВД Омской области для подтверждения биографических данных и социального происхождения проверяемого Молданова — не из «бывших» ли он, не воевали ли его родственники против Советской власти, не раскулачены ли, не судимы ли… Ничего такого за Молдановым не отмечалось: не шпион и происхождение почти пролетарское. Вот только по национальности не осетин, а остяк.
В регистрационную карточку проверяемого внесли исправление, учетное дело сдали в архив спецлагерей НКВД а самого Молданова через Устанский райвоенкомат 3 июня 1942 года «призвали вторично» в Красную Армию и в составе маршевой роты отправили на фронт.
При необходимости фильтрационные материалы запрашивали Особые отделы НКВД (после апреля 1943 — отделы военной контрразведки «СМEРШ»), тех частей, где после проверки служили побывавшие в плену или в окружении.
После войны скопившиеся в архиве спецлагерей невостребованные учетные дела рассортировали по территориальности (места рождения или призывы в армию) с требованием установить бывших военнопленных или окруженцев и решить их послевоенную судьбу.
В Тюменском управлении НКГБ-МГБ-МВД эти материалы в большинстве своем пролежали без движения до 1956 года, когда после постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР N 898-490С «Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей» Лубянка приказала пересмотреть все фильтрационные дела. Не утруждая себя розыском «фигурантов» этих дел тюменские чекисты в постановлениях о снятии их с оперативно-справочного учета указали предвоенные места жительства и работы. Все — живые. Но не все они после «призыва вторично» в 1942-1944 годах дошли до победы.
В томе 3 книги «Память» на странице 154 записано: «Молданов Илья Иванович, рядовой, 1921, юр Ванзеват, пропал без вести в феврале 1945 г.».
В связи с освобождением в 1944 году территории Советского Союза количество спецлагерей для проверки военнопленных возросло до шестнадцати. Проверяемые военнослужащие привлекались к работам на строительстве, в сельском хозяйстве и угольной промышленности.
Продолжение следует.
1 В сентябре 1939 года нарком внутренних дел Берия подписал приказ М 0308, по которому учреждалось Управление НКВДСССРподелам военнопленных СУШ). В последствии УПБИ. Кроме приема, содержания и учета военнопленных и интернированных, в ведении УПБИ до августа 1944 года находились также спецлагеря для бывших военнопленных. До февраля 1943года начальником УПБИ был Сопруненко Петр Карпович, генерал-майор (1945). Затем, по окончании войны — начальник Хреновского лагеря для военнопленных.
2 Накануне войны, в январе 1941 года, в лагерях ГУЛАГа содержался один миллион 930 тысяч осужденных, еще 462 тысячи человек находилось в тюрьмах, на «Спецпосслении» насчитывалось более одного миллиона 200 тысяч. Итого 3,6 миллиона. Ну а общий итог предвоенной «семилетки» -6 миллионов, побывавших за решеткой в период с 1934 по 1941 год (далеко не каждая европейская страна имела взрослое население такой численности).
3 11 июля 1942 года Омский обком БКП(б) принял постановление N 223 -О формировании Сталинской добровольческой отдельной стрелковой бригады омичей-сибиряков». 75-я Омская стрелковая бригада вошла в состав 6-го Сибирского добровольческого стрелкового корпуса. Кроме нее, в это соединение вошли 150-я Новосибирская стрелковая дивизия (Новосибирский, Прокопьевский. Кемеровский, Томский полки), 74-я Алтайская. 78-я Красноярская н 91-я стрелковые бригады. Эти части также состояли в основном из «спецпоселенцев». В служебной переписке особых отделов НКВД их называли «спецдобровольцами». В октябре 1942 года корпус был отправлен на Кашнинский фронт под г. Белый. В апреле 1943-го за боевые отличия соединение переименовали в 19-й гвардейский Сибирский стрелковый корпус: 150-я дивизия стала 22-й, а бригады — 56-й и 65-й гвардейскими дивизиями.