Крестьянскому роду нет переводу
Окончание. Нач. в N 236
В своем заявлении в районный отдел МГБ спецпереселенец Семен Ануфриев сообщил: «Мы были высланы в тридцатом году из Армизонского района в составе семьи шести человек…» И назвал – пятерых. Кто же тот шестой, о котором так глухо, может быть, даже случайно обмолвился Семен?
В деле N 289 оказались 22 страницы, которые, на первый взгляд, не касаются ссылки семьи Ануфриевых в трудпоселок Каменный. Они посвящены одному человеку и одному явлению. Это явление – лесоповал.
Лист дела 4. Справка о «локальном договоре» от 15 февраля 1935 года между отделом трудового поселения по Омской области и Лесотрестом «на переданную рабочую силу для использования на прямых лесозаготовках… При Остяко-Вогульском леспромхозе имеется рабочая сила из трудпереселенцев в количестве трудоспособных обоего пола 1001 человек…»
Не станем обращать внимания, как не обращали не один десяток лет, что в данной справке о людях говорится в том же тоне, каким принято говорить о рабочей скотине «обоего пола». Процитируем документы о «прямых лесозаготовках» в приобской тайге, что отыскал в партийных архивах историк Базаров.
Например, «Положение о спецпереселенцах», принятое Уралсоветом, где сказано, что «Трудоспособные переселенцы должны быть использованы на работах только в лесу».
Какая забота! Всегда свежий воздух, хороший аппетит, здоровая пища…
«Спецпереселенцы работают в своей одежде, подстилают ее во время сна, ею же укрываются… Рабочими рукавицами обеспечены только на 30%, работают с голыми руками и имеются случаи обморожения, теплой одежды и обуви у спецпереселенцев нет… Жилищные условия на участках кошмарные, бараки не освещаются, в щели надувает снег, мокрую одежду и обувь сушить негде, в бараках теснота и грязь. Перебои в снабжении продуктами питания…» – это из справки, хранящейся в бывшем партийном архиве Свердловской области.
Питание привязали к норме выработки. Сперва норма была два кубометра древесины. Потом – пять. Потом выросла до десяти, с одновременным снижением пайка.
Мало? Тогда продолжим чтение документов.
«… в лесу на работах спецпереселенцы избивались, женщины и девицы подвергались так же избиениям, понуждались и использовались в половом отношении, от спецпереселенцев бесконтрольно отбирались вещи, деньги и продукты. Все эти беспричинные издевательства сводились к физическому истреблению переселенцев, что бесспорно подтвердилось показаниями десятников, некоторых комендантов и других лиц…» Этот отрывок из совершенно секретной записки Баранова, начальника комендантского отдела Уральской области, в которую в то время входила территория нынешней Тюменской, начальнику ПП ОГПУ по Уралу.
… И снова обратимся к делу N 289, к тем 1001 трудоспособным «обоего пола», куда входит и трудпереселенка Ануфриева Зинаида Григорьевна, двадцати лет. Младшая сестра Семена Ануфриева.
Вот ее характеристика, написанная поселковым комендантом: «… от Государственного задания как лесозаготовок умышленно уклоняется, совершила с обязательного места поселения 4 побега. Всякий раз задерживалась и снова водворялась на место».
Судя по всему, Зинаида Ануфриева характер имела «поперешный», как говаривают в уральских и сибирских деревнях и добровольно замерзать в тайге не собиралась. В феврале 1937 года, попав в очередной раз в команду лесорубов-смертников, она в поселковой комендатуре демонстративно выпила уксусную эссенцию и, как написал в рапорте райкомендант отдела трудпереселенцев по Самаровскому району Кононов, «своими криками давала сигнал другим трудпереселенцам, дабы приостановить отправку. Эта попытка является явным саботажем в проведении Государственного плана лесозаготовок на севере…»
Комендатура не могла спустить такого открытого неповиновения… Корявыми почерками на корявой бумаге собраны «свидетельские показания» очевидцев, кстати, тоже ждущих отправки на лесоповал.
«Отказалась ехать – не в чем». А что травилась, так это чтобы «создать мнение рабочих, что вот до чего плохо на лесозаготовках, что люди травятся, лишь бы не ехать», – подписывает свои показания сын кулака Павел Шавырин.
Сын кулака Георгий Ваганов повторяет показания Шавырина почти дословно. И старший поселка артели «Равнина» Георгий Долганов передает слова Зинаиды: «Живой не поеду»…
«Дело» пухнет. Потихоньку «вспоминаются» новые детали и слова, якобы произнесенные Зинаидой:
«Я спросил: поедешь на лесозаготовки? Она: не поеду, ехать не в чем. Я дал распоряжение задержать и отправить в Остяко-Вогульск», – докладывает по начальству Васильев, комендант поселка Луговой.
Лист дела 18. Протокол допроса Ануфриевой Зинаиды Григорьевны, 1918 года рождения. Чернорабочая, безработная, дочь кулака. «… Я совершала побеги постоянно. Убежала и работала на лесозаводе «Красный октябрь» в Тюмени. Потом уволилась и вернулась в Остяко-Вогульск. В 1936-м совершила побег в поселок Кедровый… Меня задержали и сослали в поселок Луговой…»
Чем закончилось дело 1937 года для Зинаиды из бумаг, докладных и другой переписки, неясно. А на следующем клочке бумаги – уже 1938 год. Опять февраль, пора лесоповала.
«Справка. Ануфриева Зинаида Григорьевна с первого марта с.г. зачисляется на работу в ОстякоВогульский леспромхоз. Завхоз ЛПХ (подпись)».
Не тут-то было. Зинаида все та же.
«Акт от старшего поселка Перековка Сысолятина Сафрона Федоровича… Сего числа райкомендантом Зайковым была направлена в комендатуру поселка Перековка трудпереселенка Ануфриева Зинаида, которая не подчинилась и совершила побег неизвестно куда. Трудпереселенка Ануфриева Зинаида такие явные неподчинения совершает неоднократно, что просим райкоменданта Зайкова принять соответствующие меры».
Зайков «принимает меры». Он пишет рапорт начальнику окружного отдела НКВД старшему лейтенанту госбезопасности Дудину, что трудпереселенка Ануфриева Зинаида Григорьевна, вызванная «для определения ее в дорожное строительство, в резкой форме выражалась разной похабной бранью по адресу руководителей ВКП(б) и сов. власти: «Довольно над нами издеваться.., попили из нас восемь лет крови». Я стал предупреждать Ануфриеву о ее поведении, то она сказала: «Мне ваша сов. власть не нужна», а сама продолжала ругать похабной бранью руководителей ВКП(б) и сов. правительства: «Долго не повластвуете, за наши слезы вам не простят люди…» А какие, я ее спросил, но Ануфриева не сказала… Я был вынужден ее задержать и передать уполномоченному управления госбезопасности».
Комендант Зайков делает вывод: «По моему личному убеждению, трудпереселенка Ануфриева совершенно неисправимый деклассированный к-р элемент, о чем и прошу вашей санкции Ануфриеву привлечь к ответственности».
На листе 27 Зинаида Ануфриева, превратившаяся из девочкиподростка (в момент высылки ей было всего 12 лет), в «совершенно неисправимый деклассированный элемент», совершенно исчезает из нашей истории. И только через 15 лет ее брат, случайной оговоркой, напоминает нам, что был такой человек. Чудом вырвавшееся слово да два десятка листов грубой желтоватой бумаги напоминают о том, что человек был.
Остается только гадать. Может, убили ее в овощехранилище на территории Ханты-Мансийского изолятора временного содержания, где в те годы совершались массовые расстрелы?
Или отправили в тайгу, где она сгинула без следа? Или бежала в очередной раз и исчезла в огромной взбаламученной репрессиями стране?
Во всяком случае, произошло нечто страшное, если даже самые близкие люди в то время боялись упоминать о ней…
Самая последняя загадка, связанная с младшей Ануфриевой, разрешилась просто. Внимательный читатель смог, наверное, заметить, что в первом списке сосланной семьи есть двенадцатилетняя девочка по имени Степанида. Через восемь лет в той же семье появляется Зинаида, девушка 19-20 лет. Может быть, это связано с побегами, может, по другой причине, но бывшая Степанида стала называть себя Зинаидой.
Во всяком случае, внучка Семена Ануфриева – Оксана Мельничук, сказала мне, что одну из сестер деда, действительно, звали Степанида… Зинаидой она осталась только в деле N 289.