Вспомним о детях этой земли
Совместный проект «Тюменского курьера» с редакциями городских и районных газет Тюменской области Год четвертый, выпуск 92-й
До сих пор мы до обидного мало знаем о боевом пути второго формирования 229-й стрелковой дивизии. Историю дивизии уже после войны писали люди, которые пришли в дивизию после Сталинграда, подробностей не знали, да и знать не могли. Можно предположить, что они не старались лезть вглубь, чтобы разобраться: что же случилось с соединением в 12 тысяч бойцов — пехоты, артиллерии, саперов и связистов, водителей, рядовых и командиров? Как-то не принято было в стране, только что вышедшей из войны и упоенной самим фактом, что превозмогли, что преодолели, что победили, возвращаться к трагическим страницам еще не остывших в памяти событий. Возможно, всем хотелось поскорее забыть? Но так получилось, что в этом забытье оказались позабыты тысячи и тысячи не вернувшихся, безвестных героев. Да что говорить, если до середины 60-х годов никто не коснулся одной из первых, но, может быть, самых мужественных страниц войны — обороны Брестской крепости. Пока не нашелся один, всего лишь один — писатель Сергей Смирнов, который открыл миру эту историю. И мир склонил головы перед солдатами Бреста, повторяя их имена.
Но прошли еще десятки лет, и оказалось, что число позабытых не становится меньше. И в канун очередной «круглой» трагической даты мы опять стоим, как перед пропастью времени, сознавая свою вину, — не сохранили, не нашли, не узнали, не успели.
Сегодня, 10 августа, как и семьдесят лет назад, над большой излучиной Дона взошло солнце. Это был последний день, когда сформированная семь с половиной месяцев назад в Ишиме стрелковая дивизия еще могла называться и считаться воинским соединением. Обескровленная, разрезанная на части немецкими танками, она еще пыталась сопротивляться, фактически прижатая к Дону. Но сила и опыт преодолели силу и ярость. Командир дивизии полковник Федор Сажин был вынужден отдать приказ пробиваться отдельными группами на левый берег Дона.
Штаб дивизии разделился на две группы. Одна во главе с комиссаром Тихоном Бандуриным вышла из окружения. Время и место гибели полковника Сажина и тех, кто был с ним, неизвестны до сих пор.
Редкие документальные свидетельства могут сообщить нам о том, как проходили эти две с половиной недели боев 229-й в излучине Дона. Одно из таких свидетельств — наградной лист подполковника Бандурина, присланный мне питерским историком Юрием Власовым. По-военному скупые строчки, тем не менее, позволяют представить, как было там, за Доном.
«… 25 июля 1942 года 229 стрелковая дивизия занимала оборону западнее ст. Суровикино на участке 28 километров, обороняя подступы к Сталинграду. В результате ожесточенных боев 25 и 26 июля немцам удалось прорвать нашу оборону в районе 2-го батальона 811-го стрелкового полка. Командир батальона был убит, и личный состав батальона в беспорядке начал откатываться к реке Чир. Подполковник Бандурин Т.Н., являясь комиссаром 229-й СД, собрал находившихся на командном пункте дивизии бойцов и командиров спецподразделений (саперы, связисты, разведчики) в количестве 60-70 человек, лично возглавил эту группу и с помощью их остановил отход батальона, а к 20 часам того же дня (с наступлением сумерек) лично повел батальон в контратаку и восстановил первоначальное положение батальона в обороне. За инициативу и личное мужество был представлен к награде 4 августа 1942 г. к ордену «Красная звезда». Материал к награде оформлялся отделом кадров 62-й армии, дальнейшая судьба его неизвестна. Есть предположение, что материал был утерян при отходе штаба армии из с. Карповка.
10 августа 1942 г. в боях у населенных пунктов ст. Максимовка, Ново-Максимовка и хут. Бурацкий, подполковник Бандурин был легко ранен в левую руку выше локтя.
Из боя не выходил до 23 октября 1942 г., все время находясь в боях по защите Сталинграда.»
«… Железки строк случайно обнаруживая.», как сказал некогда поэт, мы не можем представить себе, что на самом деле пережили участники сражения между реками Дон и Чир. А ведь оно явилось лишь фрагментом битвы, фактически повернувшей ход войны. Так, эпизод. А для многих (эти многие — ребята 1923 года рождения из тюменских, тобольских и ишимских сел и деревень) этот эпизод — вся их жизнь. Потому что они не вернулись с поля боя, где остался и полковник Сажин, и майор Рыбаков, умерший от ран в первые дни сражения, и еще многие сотни наших земляков.
Каждую весну мы ждем, что начнется очередной поисковый сезон в Задонье. И надеемся, что еще чье-то имя вернется в список, где почти сплошные пропавшие без вести.
Среди находок нынешнего лета, их список опубликовала позавчера газета «Тюменская область сегодня», два имени, две надежды. Солдаты из 811-го стрелкового полка, чьи останки и документы найдены при раскопках.
Василий Егорович Загвоздин и сержант по имени Тимофей, от фамилии сохранилась только первая буква — М.
Фамилия первого из них часто встречается в Тобольском, Уватском и других районах. Но, как удалось выяснить нам, скорее всего, речь идет о Василии Георгиевиче Загвоздине. Он был призван Тевризским РВК Омской области в декабре 1941 года, а связь с ним «прекратилась в апреле 1942-го». Как и у большинства из наших мальчиков. В конце апреля дивизия двинулась на запад, и было уже не до писем. В списках военкоматов на территории нынешней Тюменской области нет ни одного Загваздина-Загвоздина Василия.
И, как ни странно, ни одного Тимофея. Нет бойцов с такими данными и в «Списках безвозвратных потерь 229 СД», составленных в октябре 1942 года, после выхода остатков дивизии из окружения. Эти списки составлены по письмам, пришедшим в адрес полевой почты N 1699. А может быть, Василию и Тимофею просто никто не писал?
Зато в ходе этих поисков мы нашли другое письмо. Его написал ровно за неделю до начала боев старший сержант 397-го отдельного саперного батальона 229-й СД Евграф Слепченко своим родителям в деревню Мияссы Нижнетавдинского района. Прочитаем полностью.
«Письмо 1942 года июля 17 дня. Добрый день или вечер, здравствуйте, дорогие многоуважаемые родные. Шлю я вам свой пламенный сердечный привет и желаю самых наилучших успехов в жизни, а главное, здоровья.
В первых строках я сообщаю, что послал вам с дороги несколько писем, но не знаю: получаете вы их или нет. А сейчас хочу сообщить, как во Владимировке погрузились на пароходы и поехали водным путем, рекой Волгой. Ехали двое суток, посмотрел, что за река, очень и очень широкая. До Каспийского моря не доехали километров 250. И сейчас приехали в Сталинград, выгрузились на берег и опять погружаемся на подводы. И я со своей канцелярией. Дальнейший путь нам неизвестен. Прошу не беспокоиться.
Ваш сын Слепченко Евграф Никонович».
«Дальнейший путь нам неизвестен» — так писал старший сержант Евграф Слепченко, отправляясь со своей канцелярией, о которой мы можем только догадываться, в 150-километровый путь сначала к Дону, а потом и за Дон. Можно только предполагать, что с ним случилось, домой Евграф не вернулся. Возможно, он был писарем в своем батальоне (письмо грамотное). Возможно, именно он оказался среди тех 60-70 человек, саперов и связистов, с которыми комиссар дивизии Бандурин 26 июля «восстанавливал положение» отступившего было 2-го батальона 811-го стрелкового полка.
Пятью годами позднее офицер Нижнетавдинского РВК возьмет это письмо у Никона Слепченко и копию его переправит в Москву. Оттуда придет решение: считать Слепченко Евграфа Никоновича «пропавшим без вести с февраля 1943 года», как и предписывала инструкция.
… Есть в году разные дни. Веселые и торжественные, строгие и печальные. Как бы хотелось, чтобы 10 августа у монументов, что стоят в каждом нашем райцентре, наверное, и в каждой сельской администрации, появился букет простых полевых цветов. В память о рядовых 229-й стрелковой, детях этой земли.