Им бы поддержки немного
Заключенные из тюменской исправительной колонии N 1 не такие, как, например, осужденные из второй колонии или подследственные из СИЗО. Черты лица у них жестче, а в глазах — безысходность, что ли…
В «копейку» (так в народе называют ИК-1) редко попадают случайно, по глупости. Сюда свозят «второходов» -людей, которые пошли на рецидив. Поэтому и сроки у них, чаще, не маленькие и не легкие. Режим здесь строгий.
Девять, десять, одиннадцать лет «строгача». Статью, по которой осуждены, и время заветного освобождения заключенные чеканят по первой же просьбе сотрудников колонии. Только я, услышав эту далекую дату, вздрагиваю. А сами арестанты вида не подают. Может, свыклись с этой цифрой. Может, не хотят показать слабости перед людьми в форме и гостями колонии. А может, оставляют тяжелые мысли на вечер, когда в лагере объявят отбой, станет тихо, и можно будет уйти в барак. Подумать о судьбе там, пусть не в уединении, но все же.
— Не барак, общежитие, — поправляет меня заместитель начальника ИК-1 Евгений Лепунов.
Он встречает нас в своем кабинете в административном здании колонии. Сюда можно зайти и без пропуска — через проходную. А вот дальше — запретная зона. И туда пускают только по решению суда или на службу. Для некоторых посетителей бывают, правда, исключения.
Например, иерей Николай тоже служит в колонии. Точнее, проводит службы. Он не называет людей в черной робе заключенными. Говорит о них: «Моя паства».
— Раскаиваются? — спрашиваю я у батюшки.
— Да. Многие — да, — отвечает отец Николай.
Тайну исповеди, конечно, не раскрывает. Да и вряд ли чистосердечное раскаяние заключенного повлияет на его условно-досрочное освобождение. Хотя…
— Я могу замолвить за них слово, — говорит священнослужитель. — Не поручиться, нет. Поручиться вообще ни за кого нельзя — ни за арестанта, ни за вольного. Человек ведь часто и сам-то не знает, чего ожидать от себя. Но если я вижу, что он осознает свою вину и становится на путь исправления, я обязательно расскажу об этом работникам учреждения.
С недавнего времени иерей Николай — не только духовный наставник заключенных, но и представитель комиссии по оценке их поведения.
Комиссию созвали в апреле прошлого года, когда по распоряжению ФСИН России начала работать программа «социальных лифтов».
— Впервые на заседание такой комиссии человек попадает через девять месяцев после того, как прибывает в колонию. А дальше его поведение оценивается каждые полгода, — рассказывает Евгений Лепунов.
И мелочей здесь нет, важно все: ходит ли осужденный на свидания с родными и близкими, получает ли от них передачи, одевается ли по форме, вовремя ли является на проверки.
Вверх или вниз поедет «социальный лифт», зависит и от… посещаемости школьных уроков.
— Все заключенные до 30 лет, которые на свободе не окончили среднюю школу, должны сделать это здесь, в лагере, — поясняет Галина Виноградова, заместитель председателя областной общественной наблюдательной комиссии за местами лишения свободы. А по совместительству — еще и преподаватель истории и обществознания в лагерной школе.
Она ставит оценки не только за успеваемость, но и за поведение. Галина Ивановна — тоже в составе комиссии. Всего в нее входят 11 человек: представители общественных организаций, религиозных конфессий, городской власти, сотрудники ИК.
Если учесть, что в первую колонию регулярно привозят новых заключенных — тюменских и иногородних, по этапу, — то понятно, почему комиссия собирается несколько раз в месяц. Садятся на стулья, по периметру большого кабинета. Оставляют за большим забором все свои вольные дела и заботы. «Ради чего или кого?» — недоуменно спросят многие. «Ради разбойников, грабителей, наркодельцов, убийц?..»
«Ради людей», — ответят представители комиссии.
— Большинство из них свое уже получили сполна, — шепотом говорит Галина Ивановна. В кабинет тем временем вошел первый претендент на облегченные условия отбывания наказания.
Евгений «сидит» по 105-й статье УК РФ, срок — 12 лет. Условно-досрочное освобождение возможно в апреле 2015 года. Все это он рассказывает без запинки. Наверное, разбуди ночью, все равно не ошибется.
— Взысканий и исков нет. Больше десяти поощрений. Начальник отряда характеризует положительно. На свидания с семьей ходит регулярно, — листает толстый журнал Евгений Лепунов, зачитывая подноготную осужденного.
— А еще ходит в школу, в 12-й класс. Не прогуливает, — добавляет Галина Виноградова. — И на токаря учится.
Однако в каждой колонии есть те, кто к учебе, работе и новой программе относятся довольно скептически. Добиваться досрочного освобождения им не резон. Потому что «не по понятиям» это.
— Раньше таких было много -процентов восемьдесят, — говорит Евгений Лепунов. — Сегодня гораздо меньше — может, процентов пятнадцать.
Сейчас в первой колонии на улучшенные условия содержания перевелись 130 осужденных. У них и бараки (извиняюсь, общежития) лучше, и рыбок с попугаями разводить можно, и цветы в горшках. Но, самое главное, — с родственниками разрешается видеться чаще.
— Вот пример: когда осужденный прибыл к нам, его определили на строгие условия содержания, потому что он систематически нарушал режим, — говорит Лепунов. — Всего за год перевелся сначала на обычные условия, а теперь и на облегченные. Водит погрузчик. В 2013 году может выйти по УДО, если будет себя вести так же..
А он — будет. Ильхам, потупив глаза, говорит, что на воле его ждут дети и внуки. Ради них и старается.
— Это хорошо, когда ждут, — шепотом комментирует для меня Галина Виноградова. — Значит, поддержка будет, и адаптация на воле легче пройдет. А без этого — трудно! Наш мир не готов принимать освободившихся из мест лишения свободы. Работу им очень сложно найти, даже при большом желании. Вот и возвращаются обратно.
Но каждый раз, принимая положительное решение о переводе заключенного на «облегченку», представители комиссии верят в то, что он оправдает доверие и к старому больше не вернется.
***
фото: Перед комиссией;Распишитесь за свое поведение;Здесь слушают внимательно.