А вместо сердца — денежный мешок?
Коллеги, участвовавшие 1 апреля во встрече ассоциации российских СМИ с чиновниками «Почты России», которая в марте объявила о введении новых подписных тарифов, вовсю цитируют заместителя генерального директора «Почты». В ответ на заявление редакторов, что новые тарифы обрекают многие газеты на гибель, госпожа Галактионова сказала, что «у бизнеса нет сердца».
Давайте пока не станем проливать слезы над печатными средствами массовой информации. Их ведь не перестают хоронить едва ли не с 25 марта 1896 года, когда Александр Попов передал свою первую радиограмму из двух слов. Давайте лучше поговорим о «Почте России».
Я не готов оценивать ни «сердечность» нашей почты, ни ее успехи в бизнесе. Возможно, там и там есть какие-то проблемы. Я предлагаю взглянуть на эту структуру шире. С моей точки зрения, почта — одна из государствообразующих структур. Скрепа, как принято сейчас говорить. Причем, скрепа совершенно реальная, а не условная. Не случайно она входит в список так называемых первых целей любой революции: почта, телеграф, вокзал…
Поэтому стремление «Почты России» превратиться в бизнес-структуру вызывает вопрос: означает ли это, что она отказывается от своей классической роли? Она не хочет связывать город с городом, деревню с деревней, человека с человеком? Она не хочет поддерживать информационные потоки, позволяющие гражданам обмениваться фактами, идеями и сомнениями? Делать нас согражданами, а не просто не интересными друг другу индивидуумами, живущими, как улитки, по разным адресам?
Я сознательно не обсуждаю сейчас проблему электронных контактов в силу их эфемерности и иллюзорности. В конце концов, это не я придумал: написано пером — не вырубишь топором. А газетный листок способен прожить сотни лет, не утратив своего предназначения, информативности, содержания и материальной структуры. Но речь не об этом. А о «бессердечной», как коллеги поняли госпожу Галактионову, почте. Ее слова о бессердечности бизнеса, не почтового, а вообще бизнеса как такового, я тоже не стану обсуждать, потому что знаю массу примеров совершенно противоположного, очень даже сердечного свойства.
Но за 20 лет редакторской работы в новых, как принято говорить, условиях у меня сложилось твердое убеждение: газеты почте не нужны. От них почте одни только хлопоты — получать, привозить, сортировать, раскладывать по почтовым сумкам, совать в почтовые ящики. Или — если речь о сельской местности — идти по деревенской улице, отгоняя собак.
Хлопот много, а денег всегда не хватает. (И вот столичная газета «Известия», которую я выписываю пятьдесят с лишним лет, приходит пачкой: четыре-пять номеров. А от тюменского почтамта до моего кабинета — всего-то полтора квартала).
Сейчас трудно верится, но не так давно Министерство связи (какое, однако, духоподъемное слово — «связь», не правда ли?) занималось всем на свете: доставкой прессы и писем, газетными киосками, проводным радио, телефонами, посылками. Это была связь — человека с большим миром.
Теперь почта — бизнес. Она торгует, она пытается стать банком и аптекой. А взамен отказывается от того, для чего, собственно, предназначена.
Вот самые последние радости. Почтовая составляющая подписки на второе полугодие выросла в два с лишним раза.
Госпожа Галактионова, выступая перед редакторами, не огорчается. Она даже высказалась в том смысле, что «Почта России» не проиграет в финансовом плане, если тиражи упадут на 40-50 процентов. Вопросы есть?
Впрочем, мы квиты. «Тюменский курьер» уже лет семь как перестал полагаться на почту. «Тюменский курьер» понимает, что почта не обеспечит газете доступ к читателю. И мы ищем и находим свои, более короткие пути, чтобы дать газету в руки тем, кто хочет ее читать.