Охота за маршевой ротой

17 сентября 1941 года. По приказу подполковника Никулина, командира 21-го запасного стрелкового полка, из Новосибирска в Действующую армию направлены семь маршевых рот.

Вот предписание, которое получил командир одной из них — маршевой роты N 3295 — младший лейтенант Пискулин Яков Кузьмич:

«…выехать с командой. В команде 256 человек, из них: ст. начсостава 4 чел., мл. начсостава 18 человек и красноармейцев 234 человека.

Основание: распоряжение штаба 23 ЗСД N 0408 8.9.1941 г.

Приложение: Именные списки на 7 листах.»

И справка на восьмом листе: «Обученность рядового состава: до 1 месяца — 86 человек, до 2 месяцев — 148.»

3295-я рота ушла в Действующую армию. В сентябре еще никто не предполагал, что всего через месяц, 16 октября 1941 года, летчики Московского военного округа обнаружат, что немецкие войска практически вышли к столице страны.

Никогда не забуду, как на встрече в московском Домжуре 22 июня 1971 года, в сороковую годовщину начала войны, об этом рассказывал бывший член военного совета МВО генерал Константин Федорович Телегин. И о том, как были подняты по тревоге курсанты подольских пехотных училищ, чтобы погибнуть, но задержать врага на подступах к столице, пока не подтянулись уже не маршевые роты, а кадровые сибирские дивизии. Чей подвиг станет легендой и войдет в историю.

3295-я, казалось, была обречена раствориться, потеряться в событиях этой осени и следующей за ней зимы. Как и остальные шесть маршевых рот, отправленные 17 сентября из 21-го запасного стрелкового полка.

Работая над книгой «Запрещенные солдаты», мы не раз находили в фильтрационных документах бывших военнопленных следы таких же маршевых рот. Например, тех, что той же осенью на железнодорожной станции Свирь-2 под Петрозаводском, не успев сделать и одного выстрела, оказывались в финском плену (см. «Запрещенные солдаты», том 3 стр. 53-62)…

Маршевые роты, отправленные в Действующую армию, на время как бы выпадали из системы воинского учета. В запасном полку их уже списали, выдав положенные «продовольственный, денежный и вещевой аттестаты». А успевали зачислить свежее пополнение в соответствующий полк, батальон, роту? Большой вопрос. «Известны случаи, — пишет омский историк Людмила Милевская, — когда маршевое пополнение немедленно по прибытию вводилось в бой, даже без зачисления в списки части».

Фильтрационные документы, хранящиеся в тюменском архиве социально-политической истории (ГАСПИТО) и рассказывающие о судьбе сибирских маршевых рот, подтверждают, что такие случаи действительно были.

Это же доказывает и практика сегодняшнего розыска рядовых, зачисленных в такие роты. В частности, «пробивая» по сайту «Память народа» фамилии красноармейцев маршевой роты N 3295, мы не нашли общего списка потерь этой роты в сентябрьских- октябрьских боях. Без вести пропавшими их посчитали только после войны — в июне-июле 1947 года и позже. При подворном обходе, который совершали сотрудники райвоенкоматов, занося в списки заведомо условные даты, отсчитывая от даты «последнего письма».

Вспоминало не военное ведомство, видимо, еще не разобравшее своих архивов. Имена назвали родные, не дождавшиеся солдат с войны. Это был самый массовый, самый точный учет наших потерь в Великой Отечественной войне. Их сосчитала сама Память народа, а должны были сделать это воинские учеты и отчеты.

Солдаты из Именного списка, что вручил подполковник Никулин младшему лейтенанту Пискунову, если этим солдатам удалось выжить в первых боях, потом попали в другие строевые части и уже оттуда — и в учеты о смертях и ранениях, и в наградные листы.

* * *

Мы могли бы, наверное, никогда не узнать о маршевой роте N 3295, если бы не простая случайность.

В областной библиотеке имени Менделеева состоялась презентация книги «Ад-184». О судьбе советских военнопленных, попавших из «вяземского котла» в транзитный лагерь — dulag-184. И погибших там.

В конце книги список на ста с лишним страницах — 4037 фамилий умерших от ран в лагерных лазаретах и похороненных на территории бывшего дулага. Из них 24 ушли на войну с территории нынешней Тюменской области.

.Извечный спор — между статистикой и трагедией. Гибкая и послушная статистика — дама «чего изволите?» А у трагедии всегда есть имя и лицо. Может быть, поэтому книги, изданные «Тюменским курьером», так часто содержат поименные списки. Списки жертв массовых репрессий. Списки пропавших под Сталинградом солдат 229-й («ишимской») дивизии. Списки бывших военнопленных, едва ли не навечно лишенных права называться участниками Великой Отечественной войны.

Каждое имя — это своеобразный электронный ключ к Центральному архиву министерства обороны. А 24 тюменских имени из дулага-184 — 24 ключа, позволяющие, может быть, открыть совершенно неизвестную страницу военной истории.

Один такой ключик по имени — Матенко Алексей Артемович — сработал. Правда, не сразу. В документах, которыми мы проверяли лагерную запись, реквизиты пленного писались по-разному: Матенко — Матенков — Матейко… Артемович — Артемьевич. Но когда ключ повернулся и замок щелкнул — в моих руках оказался и полный Именной список маршевой роты 3295, и то самое Предписание подполковника Никулина, и Справка — об обученности рядового состава.

* * *

Со Справки и начнем рассказ непосредственно о маршевой роте. О чем расскажет эта половинка бумажного листка? О том, что из 234 военнослужащих рядового состава 148 учились военному делу не больше двух месяцев, а остальные 86 — и месяца не учились. Понятно, война началась внезапно, надо было торопиться. (Почему- то всплыла в памяти ленинская цитата о необходимости «учиться военному делу настоящим образом…» Читали? Когда-то она висела во всех казармах и даже на военных кафедрах вузов.)

Я, словно сквозь время, вижу последнее построение роты перед отправкой на станцию. Пытаюсь разглядеть даже лица — не мальчиков уже, а взрослых мужчин.

(Из мальчиков через три месяца в Ишиме так же наскоро станут сколачивать уже не команду в двести с лишним штыков, а целую дивизию, которая отправится под Сталинград. И там, в Ишиме, точнее, в Синицынском бору, многое тоже делалось на скорую руку. Даже дивизионное знамя обещали вручить «потом». Не успели — все свои 17 дней 229-я сд воевала без знамени).

В маршевой роте N 3295 в строю — взрослые мужчины, от 25 до 35 лет. Вот они — в мешковатых шинелях, хорошо, если первого срока. В ботинках с обмотками. Неровный строй. Представляю, как дежурный писарь обходит строй. Записывает.

Опять авторские фантазии? Не скажите. А чем еще, как не записью наскоро, со слуха, объяснить дикое количество ошибок в фамилиях, путаницу в именах и отчествах?

Никто же не мог предполагать, что еще через три четверти века наступит компьютерное время, что документы будут оцифрованы, искать нужную фамилию станут, не перебирая ворох бумаг, а включая поисковик. Но ежели фамилию рядового Шамбалева записали — Шомболь, рядового Жердецких — Жердейкин, рядового Гиля — Тиль? Не скоро удастся доискаться — где и на каком фронте нес он службу. А судьба рядового Дяхтяркина (как в списке) так и останется неизвестной. Как и правильная фамилия. О написании названий населенных пунктов лучше помолчим.

Это не просто капризы склонного к буквоедству автора. Eсть и веское свидетельство.

Справка архива Министерства обороны: «…В приказах 21-го запасного стрелкового полка прибытие и убытие рядового и сержантского состава за 1941 год отражалось в количественном выражении, а не персонально… 17 мая 1962 года. И.о. начальника архивохранилища (подпись)».

Одна мысль терзает меня. Маршевые роты словно получали проездные документы — в один конец. Их возвращение как бы не предполагалось?

Наверное, нехорошо думать так?

И я не должен об этом думать.

Но и не думать — не могу.

И все же вопреки обстоятельствам, в которых и маршевая рота N 3295, и мы с вами теперь оказались, рассмотрим «прибытие и убытие рядового состава» персонально.

Продолжение следует.

Поделиться ссылкой: