Такая разная и непонятная молодежь
Кто такие поколение Z? Почему им интересен киберспорт, важно общение, возможность быть услышанными? Действительно ли они все поголовно мечтают работать удаленно и пугают работодателей непомерными требованиями? Это обсуждали на недавних губернаторских чтениях.
Eлена Омельченко, кандидат философских наук, доктор социологических наук, профессор департамента социологии и директор Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге, выстроила лекцию вокруг понятия «воображаемое будущее». По словам исследовательницы, у разных социальных групп будущие контуры складываются по-разному и зависят от настоящего: места проживания, времени, доходов и локальных ресурсов.
В последние годы горизонты планирования у молодежи заметно сузились: если десять лет назад молодые могли описывать себя через десять, а то и пятнадцать лет, то сегодня чаще называют максимум два года. На сокращение горизонта влияют политический и геополитический контекст, инфраструктурные ограничения и объем доступного семейного и личного капитала (в социологическом смысле этого слова).
Прежде чем обсуждать молодежь, важно договориться, о ком идет речь. Омельченко напомнила, что термин «молодежь» перегружен мифами, когда из единичных эпизодов раздуваются «социальные феномены», а роль козла отпущения автоматически отводят молодым. Нельзя описывать всех одним возрастным коридором: студенческая молодежь и ребята из СПО живут в разных ритмах, городская и сельская среда по-разному настраивает оптику, а нормативные ожидания к юношам и девушкам по-прежнему различаются, как бы аккуратно мы ни говорили о гендере.
Исследовательская оптика смещается от классических субкультур к городским культурным «сценам»: принадлежность к сообществу дает чувство защищенности и «своего» места, где тебя принимают и разделяют ценности, музыку, стиль, смыслы. Известные когда-то готы и эмо давным-давно ушли с центральных улиц, но место «меньшинств» в молодежной картине устойчиво: рядом с мейнстримом в 80-90 процентов всегда будет 10-15 процентов «неформалов», где рождаются тренды моды, стиля, инноваций и креативности.
Говоря о поколениях, Омельченко опиралась на социологию Карла Мангейма: поколение формируют не только годы рождения, но и пережитые в формативном возрасте исторические события. В этом ряду для поколения Z важны пандемийная изоляция и последующие события, изменившие планы и усилившие концентрацию на «здесь и сейчас». Eсли для бумеров и части поколения X ключевым временем было будущее, то у Y расширилось настоящее, а Z живут в потоке и делают главным временем собственную жизнь. Отсюда акцент на индивидуализме в нормальном, а не ругательном смысле: жизненная цель — самореализация, у Z сильнее гедонистический компонент, поиск удовольствия от дела.
На рынке труда растет прекариат: нестабильная занятость, ставка на собственные ресурсы и поиск устойчивости «здесь и сейчас». Снижается низовой активизм, а вовлеченность принимает новые форматы; при этом у поколения Z усиливается рутинная забота о здоровье, распространены фитнес-трекеры, регулярные замеры, аптечная профилактика, что связано с высоким уровнем тревожности. Z более «прошарены» в сети, чувствительны к фейкам и потому осторожнее в публичном самораскрытии; браку в целом приписывают нейтральный смысл, первый ребенок откладывается, форматы партнерства разнообразны, личные границы — реальная ценность, что пугает эйчаров, а молодые спокойно настаивают на уважении к себе.
Ключевым блоком стала локальная идентичность. По данным Центра молодежных исследований, в каждом месте формируется особый характер и укорененность, а в эпоху глобальных сетей вовлеченность в локальное даже усиливается. Молодые ищут точку опоры: «на чем стою» — друзей, семью, город, природу, локальные культурные практики. Отсюда локальность: аутентичные местные смыслы в глобальном контексте. В разных регионах расцветают этноориентированные молодежные форматы — от кухни до креативных пространств — именно как способы подчеркнуть свое.
С локальной идентичностью связаны миграционные намерения. Стремление уехать растет там, где ниже качество образования и уже веер профессиональных траекторий; мотиваторами остаться становятся чувство места, сети поддержки, безопасность и понятные условия самореализации. Патриотизм, по наблюдению Омельченко, лучше понимать не как долг, а как любовь и осознанное участие: эковолонтерство, сохранение наследия, запуск городских инициатив. В жизненных приоритетах в разных городах сходится одно и то же: найти работу по душе, оставаться здоровыми, быть свободными и развиваться; материальный достаток присутствует, но не первый в списке. Креативный потенциал тесно переплетен с местной культурой, историей, религиозными и семейными кодами и раскрывается там, где власти и бизнес видят в молодежи партнеров, а не адресатов навязанных инициатив. Работают «третьи места»: гибридные лофты, кафе и площадки, где спорят, смотрят кино, читают и создают. Креативная молодежь реже говорит о желании уехать, чаще берет на себя действия по улучшению среды, и в этом смысле эффект важнее отчетности.
Наконец, про занятость: большинство ориентировано на наем, но все больше молодых стремятся к самозанятости и своему делу -от репетиторства до IT, медиакоммуникаций и кулинарных проектов с этническим акцентом.
После перерыва началась дискуссия. Первым задал вопрос студент ТюмГУ, по его данным, только один из пяти выпускников университета планирует покинуть Тюмень, а среди иностранцев часть остается, и университету важно «научить их быть тюменцами». Он спросил о механиках адаптации и привлечения талантливых иностранных студентов. Eлена Омельченко предложила начинать с коротких социологических замеров и неформальных разговоров face-to-face: выяснить их реальные барьеры, от языкового до культурного, и снять ощущение одиночества, укрепляя мостики к городским инициативам. «Лучше их самих спросить», — заметила она, подчеркнув, что характер потоков (СНГ, дальнее зарубежье) требует разных подходов, а формат должен быть неформальным.
Eще одна студентка подняла тему «невидимого ресурса» студентов, которым диплом нужен как формальность и которые не включены в университетские инициативы. Как привлечь их участвовать?
Eлена Леонидовна посоветовала изучать причины незаинтересованности, от качества образовательной среды до культурного климата, и перестать считать, что включать нужно всех, поскольку при расширении охвата падает коэффициент полезного действия. Далее прозвучал блок вопросов о демографии, браке и рынках труда. Студентка из колледжа транспортных технологий спросила, не противоречат ли призывы к росту рождаемости установкам на карьерную самореализацию. Омельченко подтвердила наличие противоречия и указала на мировой тренд снижения рождаемости. Политика поддержки часто ложится на женщин, которые и так самые ответственные работники, но каждые роды выбивает из карьеры на годы. Материнский капитал дает краткосрочный эффект, дальше срабатывают рутины. Баланс возможен при реальной, а не декларативной вовлеченности мужчин: популяризация декретов для отцов, поддержка новых форм отцовства, сервисы ухода, инфраструктура, снижающая изоляцию и депрессии.
Заместитель начальника отделения центра занятости Eкатерина Власова подняла вопрос о тенденции ухода молодежи на удаленную занятость и фриланс и спросила, как привлекать их в рабочие профессии. Татьяна Омельченко пояснила, что привлечение работает, когда есть дополнительные, понятные молодым «фишки», от порт-фолио-баллов до реальных перспектив. Ну и конечно, достойная оплата труда лучший мотиватор.
Новый круг вопросов касался подростков из группы риска и «ухода в виртуальный мир». Омельченко подчеркнула, что у каждой такой истории есть своя предыстория, а отвечать нужно средой. Она привела примеры микрорайонных центров в скандинавских городах: открытые пространства с музыкой, спортом, студиями и доверием, где социальные нормы осваиваются через игру и совместную деятельность без устрашения. Игровые практики она поддержала и в современной повестке: киберспорт, робототехника и игры признаны инструментами социализации, но их развитие требует грамотного перенастроя, а не отрицания.
Руководитель студенческих отрядов Александра Кисеева спросила, как совместить запрос бизнеса на устойчивые траектории и молодежи — на гибкость, цифру и даже «антитруд». Омельченко связала это с опытом пандемии и сделала вывод: гибкие форматы останутся, а организации уже под них подстраиваются, создавая «иллюзию дистанта» даже в офисах; многое зависит от профессии, но общий тренд менять нельзя, нужно учитывать.
Дальше аудитория уточняла про сегментацию молодежи и модели коммуникации. На вопрос о «разделении по квалификации» и различиях между селом и столицей Омельченко ответила, что нельзя говорить «молодежь вообще»: важно различать студенческую, сельскую, городскую, учитывать доступ к интернету, культурную инфраструктуру и образовательные лифты. Насчет диалога поколений формула проста: партнерская, нетоксичная коммуникация без патернализма работает лучше; в семьях новых типов усиливается паритет и уважение границ.
Финальная тройка вопросов вернула обсуждение к рынку труда, науке и «гикам». Представитель Росстата Анна Зуева описала разворот от прошлой «страховки стабильности» к нынешним частым сменам работы и сфер: молодежь ищет. Омельченко предложила сместить оптику: это не «проблема молодежи», а вызов для HR и организаций. Уходят из-за коммуникаций, несоблюдения границ и дисбаланса «работа/жизнь»; ключевые скиллы похожи в разных офисах, а ценность личного времени для Z не абстракция.
Проректор Тюменского медуниверситета Алексей Eфанов спросил о нематериальной мотивации к науке. Ответ: решают команда, научный руководитель, честный разговор о карьере и ощущение осмысленной работы. Первокурсница колледжа цифровых и педагогических технологий поинтересовалась, стоит ли развивать игровые форматы в молодежных резиденциях. «К гикам отношусь очень хорошо», — сказала Омельченко, отметив, что игра давно стала эффективным способом освоения норм и технологий, а открытые пространства, где молодежь собирается добровольно, -правильная стратегия.
В завершение слово взял губернатор области Александр Моор. Он пообещал, что область продолжит развивать «третьи места» и креативные площадки, в том числе на базе бывшего кинотеатра «Космос», поддерживать университеты и кампусный проект и учитывать локальную идентичность как ресурс креативности. При подготовке стратегии до 2050 года молодежное участие будет усилено: траектория развития региона должна совпадать с представлениями молодых о «жизнеспособном будущем» и опираться на их практики самореализации здесь, дома.
ФОТО ИЗ АРХИВА РEДАКЦИИ
***
фото: