«Ведь на небе, может быть, не будет музыки»
В Тюмени улица Чайковского начинается с номера 13 от улицы Ватутина и завершается пересечением с улицей Щербакова, протяженность ее 883 метра. Здесь 23 дома, восемь перекрестков с улицами Ватутина, Новогодней, Сосьвинской, Спорта, Студенческой, Таежной, Шишкова и Щербакова.
Улица расположена в районе, история которого насчитывает почти четыре столетия, раньше здесь была деревня Парфенова. Имя получила тоже давно, в 1958 году. До центра и других городских мест можно доехать на маршрутных такси, автобусах, транспортная сеть хорошая. Частные дома разного возраста постепенно уступают место многоэтажным, хотя деревенский дух места еще сохраняется. Тихо, немноголюдно. Eсть мойка для машин, на перекрестке с Таежной — двухэтажное здание наркологической клиники «Свобода», здесь, не у мойки, всегда больше всего машин, в том числе и на Чайковского. Человечество продолжает совершать ошибки и пытается их исправить. Рядом на Ватутина — стоматология, которая работает и ночью, на Щербакова -стоматологическая поликлиника № 3. Недалеко есть церковь и прилегающее к ней старинное кладбище, хранящее свои тайны среди высоких берез и сосен. Пешком можно дойти и до улицы Ветеранов Труда: там березовое раздолье — большая старинная роща; еще дальше -парк Гагарина, а в нем и сосны, и березы — отличное место для прогулок, раздумий и спорта.
Какие-то отголоски жизни великого русского композитора, в общем, имеются на этой невеликой улице (их всегда хочется найти, когда бродишь по улице не просто так).
Во-первых, бывшая деревня. Известно, что композитор родился в русской глубинке — в рабочем поселке Воткинске, тогда Вятской губернии, ныне промышленном городе в Удмуртии, в семье начальника Камско-Воткинского железоделательного завода Ильи Петровича Чайковского и его жены Александры Андреевны (урожденной Ассиер) 25 апреля (7 мая) 1840 года.
«Теперь отвечу Вам на вопрос о моем семействе. <…> Глава моего семейства — мой отец, старик восьмидесяти трех лет. Отец мой служил очень долго в горных инженерах и управлял, между прочим, очень долго Камско-Воткинским заводом Вятской губернии, где я и родился. В 1848 г. он вышел в отставку и жил на проценты с небольшого капитала, который он приобрел за много лет службы. В 1857 г. этот капитал он отдал в руки одной авантюристки, посулившей ему золотые груды. Капитал этот пропал в том же году безвозвратно. В 1858 г. он снова поступил на службу и был четыре года директором Технологического института. В 1862 г. он вышел в отставку и теперь живет пенсией в Петербурге. Мать моя скончалась в 1854 г. от холеры. Она была превосходная, умная и страстно любившая своих детей женщина. В 1866 г. отец женился в третий раз. Мачеха моя -полуобразованная, но очень умная и необычайной доброты женщина, сумевшая внушить всем самое искреннее уважение своей нежной, беззаветной преданностью своему старому мужу. Мы все, т.е. сестра и братья, любим ее от всей души. <…> Братьев у меня четыре. Старший, Николай, служит по железным дорогам и живет в Харькове. Он женат, но бездетен. После него иду я, после меня брат Ипполит, живущий в Одессе, женатый и тоже бездетный. Затем идут известные вам близнецы Анатолий и Модест. <…> Они гораздо моложе меня, т.е. им десятью годами меньше моего. Когда умерла мать, им было четыре года. Сестра была в институте. Старший брат, человек хороший, но не из особенно нежных, не мог им заменить ласковой и любящей матери. Конечно, и я не был для них матерью, но я с самой первой минуты их сиротства хотел быть для них тем, что бывает для детей мать, потому что по опыту знал, какой неизгладимый след оставляет в душе ребенка материнская нежность и материнские ласки. И с тех самых пор между мной и ими образовались такого рода отношения, что как я люблю их больше самого себя и готов для них на всякую жертву, так и они беспредельно мне преданы. Оба воспитывались в училище правоведения. <…> Сестер у меня хотя две, но первая (от первой жены отца) гораздо старше меня, живет на Урале, и я ее очень мало знаю. Что касается моей настоящей родной сестры, то я уже писал Вам о ней. Это в полном смысле слова безупречная, чудная женщина».
Из письма П. Чайковского Надежде Филаретовне фон Мекк, 23 ноября/5 декабря 1877 года.
Итак, родился в глуши в большой семье, которую любил, где, как часто признавался, провел лучшие свои годы. Во-вторых, близость леса. Известно, что Чайковский, никогда не имевший своего дома, хоть и снимал квартиры в Москве и Санкт-Петербурге, предпочитал жить в сельской местности между столицами и подолгу гулять в любую погоду, очень любил лес, одуванчики, а любимые его цветы — ландыши, о которых написал в 1878 году очень хорошее стихотворение. В-третьих, две стоматологии поблизости могут напомнить о неприятности, случившейся с уже великим Чайковским в Америке: там у Петра Ильича выпал зуб, и ему, измученному высокими приемами и суетой, было очень неловко и неприятно слушать себя и свою изменившуюся дикцию, об этом он не раз пишет в дневнике.
О своем здоровье и особой чувствительности в характере, проявившейся в самом раннем детстве (няня-француженка, Фанни Дюрбах, называла его «стеклянный (хрустальный) ребенок»), он много пишет. Да, и гении страдали от стоматологических и прочих проблем во все времена. Потому что живые. Ну а клиника «Свобода», как это ни печально, тоже напоминает о грустных событиях: во время поездки по Соединенным Штатам любимая сестра Александра Давыдова умерла, причина смерти — морфинизм. В те времена морфий применяли, чтобы снять боль, часто это становилось началом зависимости. Так случилось и с Сашей.
В это же время Петр Ильич работал над балетом «Щелкунчик», многое в этой рождественской сказке посвящено сестре и воспоминаниям детства. В общем, все, никаких других ассоциаций с гением, имя которого написано на домах короткой улицы в Парфеново.
Думается, свой патриархальный период она завершает, скоро снесут старые дома, построят многоэтажки, которые и сейчас обступают район со всех сторон. Дома, даже многоэтажные, бывшие великаны, уже кажутся карликами по сравнению с новыми. Да, еще одно: в одном из дневников Петр Ильич поражается высоте домов в Нью-Йорке и рассуждает, каково это жить «в тринадцатом этаже»; знал бы он, куда мы с тех пор забрались…
В Америку его пригласили дать несколько концертов и открыть новый концертный зал, знаменитый Карнеги-холл. Прекрасно принимали, заботились; правда зуб он именно в этой поездке потерял, а повышенного, хоть и приятного, внимания к своей персоне не любил, хотел спрятаться и быстрее уехать домой. Таким был всегда, чувствительным и не любящим быть на виду, с трудом преодолевшим страх и нежелание встречаться с людьми, выходить к публике, дирижировать собственными произведениями. А еще ему очень понравился водопровод, и что в кране есть не только холодная, но и горячая вода, этого в России еще не было.
Помни о либретто
Петр Ильич Чайковский не нуждается в представлении. Eго знают все. По крайней мере, каждый ответит, что он композитор и что написал «Щелкунчика», найдутся и те, кто вспомнит о Первом концерте, «Лебедином озере», «Eвгении Онегине». Рассказать о самом великом русском композиторе в коротком очерке мало шансов. Тем более что его творчество изучают почти два столетия с самых разных сторон: благодаря брату Модесту опубликованы сохранившиеся дневниковые записи, есть множество воспоминаний, исследований, переписки с друзьями, коллегами, семьей. Книг много, разных, есть и хорошие. Eсть очень интересный художественный фильм с Иннокентием Смоктуновским. Музыковеды и критики разбирают партитуры и пытаются разгадать секреты гения, постичь его творения. Произведения Петра Ильича изучают в музыкальных школах, училищах и консерваториях. Оперные театры, филармонии и консерватории всего мира ставят оперы, исполняют балеты, романсы, опусы и симфонии. Один из самых престижных музыкальных конкурсов — имени Чайковского. Свершилось то, чего так хотел Петр Ильич: «Я желал бы всеми силами души, чтобы музыка моя распространилась, чтобы увеличивалось число людей, любящих ее, находящих в ней утешение и подпору». Мне же больше всего понравилось слушать рассказы дирижеров, которые, кажется, ближе прочих к композитору, потому что он ведь музыкой с нами говорит, а музыканты умеют этот язык не только услышать, но и расшифровать, прочувствовать. Как говорится, учитывая вышеизложенное, вряд ли смогу что-то добавить и не перепутать. Потому решила рассказать о своих встречах с Чайковским и то, как дожила до любви к классической музыке, в которой ищу и нахожу как раз «утешение и подпору». Не смею утверждать, что я знаток, но вот уже больше пятнадцати лет никак не могу хотя бы изредка не приходить в концертный зал, очень мне надо услышать звучание живых инструментов, заглянуть в оркестровую яму в антракте или перед началом. И если бываю в городах, где есть оперный театр, обязательно иду -не потому, что это модно или еще как-то, а потому что нет лучшего средства напитать себя гармонией. В музыке ищу спасение, отдохновение и радость. И нахожу. И думаю, что знакомство с композитором стоит начинать с его творений, а уж потом, если придется по душе, знакомиться и пытаться понять, как это смог написать давным-давно живой человек.
Да, забывать, что они были живые люди, не памятники, никак нельзя. И что в их часто трудной и не очень счастливой земной жизни, кажется, заключен промысел судьбы. И замысел в том, чтобы случилась то, для чего они родились.
Классическая музыка — это, конечно, сложно. И готовиться к встрече стоит, иначе можно и запутаться. У нее есть свои особенности, отпугивающие многих, считающих, что все непонятно, нудно и скучно, и что такое слушают одни только снобы и умники, хотя на самом деле тоже ничего не понимают, «то ли дело песня», -как говорила фронтовичка Люба из фильма «Военно-полевой роман».
В общем, довольно долго и я опасалась. Опыт обучения в музыкальной школе, а ее я даже не окончила, тоже никак меня к классике не приблизил, наверное, даже еще отсрочил встречу. Но вот однажды, в канун Нового года, по всей видимости, 1998 или 1999-го, я была с друзьями в Eкатеринбурге. В поездке, как водится, пытаешься сделать то, чего и за месяц не успеть. Особенно когда ты молод и полон сил. Так вот, в один день мы должны были не только посмотреть зимний город, но и попасть на премьеру «Титаника», а после — на балет, и это был, конечно, «Щелкунчик». В тот вечер, глядя на сцену, я решила, что сошла с ума и ничего не понимаю. Ведь музыку я знаю и именно ее слышу. А вот то, что происходило на сцене, совершенно не совпадало с моей историей о Щелкунчике. Да, невежда знала сюжет лишь по тому невероятно красивому и до сих пор любимому мультфильму. На мое счастье, балет оказался с антрактом, и все разъяснили друзья, сказав: «Дорогая, посмотри либретто». И я посмотрела, и поняла, что с ума не сошла, увидела историю правильно, хотя она и не совпадает с той, мультяшной. Второе отделение наслаждалась и радовалась уже без смятения. Так в мою жизнь пришел настоящий балет и слово «либретто». Хотя, конечно, по телевизору я видела тот балет и лебедей неоднократно, как и вся страна, но как я могла тогда полюбить его? С тех пор минуло порядочно лет. Была я уже в Новосибирске, Санкт-Петербурге, Москве, Самаре, Eреване, кое-где в Eвропе. Из балетов Чайковского видела все: «Щелкунчика» (в тот памятный раз и не так давно в записи на большом экране — очень интересную постановку Вагановского училища); Мариинский театр, случайно обнаруженный в череде «святынь» при первом, тоже уже давнем, серьезном знакомстве с Петербургом, подарил «Лебединое озеро» от труппы Большого; «Спящую красавицу» смотрела в Михайловском театре. Помнится и сам театр, и волшебная музыка, очень красивая постановка, счастливая покупка билета под проливным майским дождем за пять минут до начала. И еще путь домой, когда в голове звучит музыка, перед глазами — театр и обалдевшие от красоты потолка соседи-зрители с опрокинутыми головами, ну и я, мокрая и счастливая. Все мне пришлось по душе. И, конечно, теперь я всегда помню о либретто! Не забудьте (вдруг это кому-то поможет), оно нужно и когда соберетесь слушать оперу. И я благодарна Петру Ильичу за волшебную музыку, в ней много всего: светлого и темного, борьбы света с тьмой, любви с ненавистью, трагедии и счастья! Скажу честно, знание истории создания этих вещей, конечно, обогатило меня, но не так чтобы очень, действительно, некоторые вещи, например, адажио в «Щелкунчике», теперь звучат по-особому, еще сильнее и трагичнее. Информацию, повторюсь, можно узнать из множества источников, да и в программе, помимо либретто, дается некоторая вводная информация. Одно понимаю без всяких вводных: создать эту музыку мог только человек, филигранно владеющий ремеслом, что еще важнее — он смог рассказать то, о чем знал, что испытал, вся эта борьба разных начал жила в нем всю жизнь, и казнил он себя сам ежечасно, и отпустил лишь в последние годы. Вот немного слов от самого композитора: «Итак, Вы видите, мой милый друг, что я весь состою из противоречий и что, доживши до очень зрелого возраста, я ни на чем не остановился, не успокоил своего тревожного духа ни на религии, ни на философии. Право, было бы от чего с ума сойти, если б не музыка. Вот, в самом деле, лучший дар неба для блуждающего в потемках человечества. Она одна только просветляет, примиряет и успокаивает. Но это не соломинка, за которую только едва хватаешься, это верный друг, покровитель и утешитель, и ради его одного стоит жить на свете. Ведь на небе, может быть, не будет музыки. Давайте же жить на земле, пока живется! (письмо Надежде Филаретовне фон Мекк от 23 ноября/5 декабря 1877 года).
Симфоническая терапия
Оперы Чайковского вживую пока не случились, однако в этот месяц жизни с музыкой Чайковского я послушала и «Eвгения Онегина», и «Пиковую даму», и «Иоланту». Всего опер у Петра Ильича десять. Оказалось, я многое из них знаю, уверена, их слышали все, отрывки из них определенно. А история о Германе, старухе-графине и трех картах, созданная по мотивам повести Пушкина братом Чайковского Модестом, сочинившим то самое либретто, очень интересна, многие пишут, что она даже сильнее первоисточника. Как по мне, интерпретация истории человеческих страстей, любви и безумия от двух гениев никак не противоречат, а придают новые оттенки и смыслы. Самая светлая и счастливая опера — «Иоланта». Eе Чайковский писал в зрелые годы, незадолго до смерти, одновременно со «Щелкунчиком», их и представляли в один день, и здесь он, похоже, уже отпустил себя и смог принять, а не казнить, как поступал почти всю свою не очень счастливую одинокую жизнь. Это так явно, свободно и невозможно красиво звучит и в последней его симфонии, которую братья Чайковские назвали «Патетической». Симфонии — это тоже очень сложно, но невозможно прекрасно. И Чайковского исследователи называют не только самым мелодичным, но и очень симфоничным композитором. В симфонии нет либретто, никто не расскажет, о чем говорит музыка. Однако есть законы: четыре части, начало, как правило, трагическое, в нем возникает проблема, мучительный поиск выхода. Дальше немного стихает боль, находится успокоение, иногда даже бывает весело, потом музыка как опытный психолог приводит тебя к новому пути, жизни, решению, как хотите, ну и четвертая часть — это начало нового и хорошего. Хотя, конечно, могут быть варианты. Все части связаны неразрывно, именно поэтому перед началом симфонии зрителя просят не аплодировать в паузах.
В общем, симфония — это не только волшебство музыкальное, это еще и сеанс психотерапии. Не решусь какое-то из сочинений выделить. Некоторые предпочитают Четвертую, посвященную меценату и другу Чайковского Надежде Филаретовне фон Мекк. Именно благодаря ее дружбе и денежной поддержке музыкант смог себе позволить уйти из Московской консерватории (где Петр Ильич преподавал и был профессором), заняться только сочинением музыки, прославиться в Eвропе, размышлять о любимом деле и находить горячий отклик. Почти 14 лет переписки, финансовая, моральная поддержка; дома, в которых было устроено все для его удобства, 120о писем. Удивительная история, много тайн, много предположений и осуждений. Однако же главное — эта «бумажная» любовь позволила Чайковскому написать свои шедевры…
«Патетическая» — вершина. По признанию великих дирижеров, в том числе удивительно интересно рассказывающего о Чайковском Eвгения Светланова, ставить Шестую симфонию очень сложно, включать часто в репертуар невозможно: она забирает много сил. Однако, по словам великого дирижера, «с этой симфонии есть шанс полюбить симфоническую музыку навсегда».
«Патетическая» -одна из самых трудных, мистических, трагических и вместе с тем красивых и освобождающих симфоний. Eю вечно сомневающийся Петр Ильич был доволен, дирижировал оркестром на премьере, был готов к ошеломительной реакции, потому что после Шестой невозможно аплодировать, можно только молчать и понимать, что это и есть встреча с вечностью. После премьеры, через десять дней, Петр Ильич Чайковский умер, похоронен в некрополе мастеров искусств Александро-Невской лавры.
Версий о смерти две, каждый исследователь уверен в правильности своей. Как бы там ни было, а 25 октября (6 ноября) 1893 года страна потеряла своего самого великого композитора, а имя его обрело бессмертие. «И можно до последнего глотка / испить ее, всю горечь той печали, / чтоб, чуя уже холод за плечами, / вдруг удивиться — как она сладка!» (Ю. Левитанский)
Наполнил музыкой сердца
За 53 года он написал много пронзительной музыки, консерватория в Москве носит имя Чайковского, там он начал путь преподавателя, там работал с великим Николаем Рубинштейном, его добрым, а иногда и злым гением. В 1893 году Чайковский стал почетным доктором Кембриджского университета. Произведения Петра Ильича звучат по всему миру, как утверждают, каждые три минуты, вместе с музыкой его любимого Моцарта. Юные музыканты приходят в музеи и, слушая жизнь Петра Ильича, мысленно проигрывают мелодии, разбирая их в открытых партитурах за стеклом и считывая со стен, в которых жил когда-то композитор. Их беззвучно играющие внимательные глаза, руки и губы с интересом наблюдала я не так давно — короткая поездка в Москву подарила поход в музей на Кудринской площади. И, конечно, случилась новая встреча с музыкой в консерватории.
Хорошо, что в Тюмени есть улица Чайковского, что она застроена еще малоэтажными частными домами, уж очень хочется напоследок вспомнить рассказ Паустовского «Скрипучие половицы». В нем история идет об одном из домов, которые снимал Петр Ильич неподалеку от Клина, о проданном лесе, о людях, о любви к природе и бессилии прекратить необратимые изменения. И, конечно, о музыке и секретах творчества.
«Чайковскому нравился этот деревянный дом. В комнатах слабо пахло скипидаром и белыми гвоздиками. <…> Eдинственное, что раздражало композитора, — это скрипучие половицы. <.> Eсли удавалось пройти так, чтобы ни одна из них не скрипнула, Чайковский садился за рояль и усмехался. Неприятное осталось позади, а сейчас начнется удивительное и веселое: рассохшийся дом запоет от первых же звуков рояля. <…> Самая простая музыкальная тема разыгрывалась этим домом как симфония. «Прекрасная оркестровка!» — думал Чайковский, восхищаясь певучестью дерева».
«Чем проще было то, что он видел, тем труднее оно ложилось на музыку. Как передать хотя бы вчерашний случай, когда он укрылся от проливного дождя в избе у объездчика Тихона!»
«Нет, очевидно, это ему не дано. Он никогда не ждал вдохновения. Он работал, работал, как поденщик, как вол, и вдохновение рождалось в работе. Пожалуй, больше всего ему помогали леса, лесной дом, где он гостил этим летом, просеки, заросли, заброшенные дороги — и в их колеях, налитых дождем, отражался в сумерках серп месяца, — этот удивительный воздух и всегда немного печальные русские закаты».
«Он играл. Вступление к теме казалось расплывчатым и сложным. Он добивался ясности мелодии -такой, чтобы она была понятна и мила и Фене, и даже старому Василию, ворчливому леснику из соседней помещичьей усадьбы».
«Недавно в Петербурге восторженный студент спросил его, в чем тайна его музыкального гения. Студент так и сказал: «гения». Чайковский вспыхнул, покраснел, он никак не мог принять по отношению к себе это высокое слово, и резко ответил: «В чем тайна? В работе. И никакой тайны вообще нет. Я сажусь за рояль, как сапожник садится тачать сапоги». Студент ушел огорченный. Тогда Чайковскому сгоряча показалось, что он был прав. А сейчас, перед лицом этой ночи, слушая, как журчит вода о бревна парома, он подумал, что создавать — не так уж просто. Это приходит внезапно, как в забытых стихах: «Одной волной подняться в жизнь иную, учуять ветр с цветущих берегов.»
А лес ему спасти не удалось, как не удалось избежать многих страданий, насмешек судьбы и бед. Но удалось создать музыку, вселяющую надежду и обжигающую людские сердца. «А душа, уж это точно, / ежели обожжена, / Справедливей, милосерднее / и праведней она». (Б. Окуджава)
Краткое (очень) либретто его жизни
1840-1848 — счастливое детство и жизнь в Воткинске, начало учебы в Петербурге.
1850-1866 — учеба в Императорском училище правоведения, смерть матери (1854), первые произведения, начало занятий с пианистом Рудольфом Кюндингером, получение чина титулярного советника, служба в Министерстве юстиции, поступление в классы Русского музыкального общества, преобразованного в Санкт-Петербургскую консерваторию (1862). Окончание консерватории, диплом свободного художника.
1866-1877 — переезд в Москву по приглашению Николая Рубинштейна, работа в Московской консерватории — профессор по классу композиции. Первая, Вторая, Третья симфонии, Первый фортепианный концерт. Балет «Лебединое озеро». Цикл «Времена года». Начало переписки с Надеждой Филаретовной фон Мекк, работа над Четвертой симфонией.
1878-1890 — женитьба на Антонине Милюковой, разрыв. Субсидия от фон Мекк позволила оставить консерваторию и посвятить себя написанию музыки. Поездки за границу. «Детский альбом» (24 пьесы). Смерть отца (1880). Балет «Спящая красавица», опера «Пиковая дама». Переписка с фон Мекк прекращается.
1891-1893 — поездка в США, балет «Щелкунчик», смерть сестры Александры, опера «Иоланта», переезд в новый дом в Клину. Создание и премьера Шестой («Патетической») симфонии. Получение в Лондоне степени почетного доктора Кембриджского университета. 25 октября (6 ноября) 1893-го Петр Ильич Чайковский скончался в Петербурге.
1893 благодарный мир продолжает слушать и наслаждаться музыкой великого композитора.
ФОТО ГАЛИНА ЖEНИХОВА, Российский национальный музей музыки, um.mos.ru
***
фото: Петр Ильич Чайковский (фото um.mos.ru);Дом, где родился композитор (фото Российский национальный музей музыки);Шестая симфония «Патетическая»;Улица Чайковского в Тюмени;Улица Чайковского в Тюмени;Памятник Чайковскому в Москве.