Разглядеть красоту
Художник-керамист Анастасия Харина говорит, что она керамист малоизвестный. Мы не соглашаемся — нам кажется, что ее имя в городе, что называется, на слуху.
Ее картины и глиняные узнаваемые фигурки мы видели на выставках в музее изобразительных искусств, в галерее современного искусства, на всевозможных ярмарках. Вспоминаются и персональные экспозиции. Как же -малоизвестный?
Впрочем, в чем-то Настя все же права. Есть еще такой критерий известности для художника — количество проданных работ. Об этом скажет любой автор: хоть маслом он пишет, хоть иллюстрации для книг рисует, хоть фигурки в печи обжигает… А с продажей в нашем городе туго. И непонятно, в чем причина. В отсутствии сети художественных галерей? В непопулярности искусства как такового? В уровне способностей художников? Низкой покупательской способности горожан?
На эти вопросы мы постарались найти ответ вместе.
— Настя, тюменский художник может прокормиться исключительно собственным творчеством?
— У меня был только один период, когда я зарабатывала керамикой, и ничем больше. Тогда мы с семьей квартиру снимали, с деньгами было не очень. «Бенат» предложил мне работу: изготовить фигурки для подарочных бутылок. Я делала, например, глиняного человечка, старичка, тянущего за собой короб, в который потом ставилась бутылка.
Работа поточная, малоинтересная, но работа! За нее исправно платили, и денег хватало, чтобы покрыть расходы на аренду квартиры.
Это был единственный раз. Все остальное время работаю по смежным профессиям. По образованию я филолог, а работаю журналистом. Что поделать? Надо зарабатывать. И хотя творчество для художника — это то, за что он будет цепляться до последнего, и последнее, что он сдаст, — деваться некуда. Надо детей накормить.
— Что приходилось делать как керамисту, чтобы зарабатывать?
— Богатые люди приходили с заказами. Например, у друга день рождения, а он любит футбол. Заказывали его керамическую фигурку в образе футболиста. Или именинник, например, был заядлым охотником — тогда с убитым кабаном под ногами. Хорошо, когда догадывались принести фото -не только в анфас, но и в профиль. Но все равно по фотографии, не видя человека, мне очень сложно достичь портретного сходства. Для меня это всегда стресс. И, конечно, такая работа для художника неинтересна.
— А просто продавать свои работы, те, что сделала по велению сердца?
— Даже если будет у нас в Тюмени такая галерея, и будет на самом лобном месте города, где ходит много народу, она не принесет дохода. И художник там заработать не сможет.
— То есть, практически любая затея в области искусства в Тюмени автоматически становится подвижнической? Финансово провальной?
— Думаю, да. Галереи закрываются. Те немногие, что еще работают, скорее, выживают, чем развиваются.
Например, пару лет назад тюменская девушка Елена Воробьева организовала арт-проект. Это был такой подвальчик, где городские художники и умельцы выставляли свой хэндмэйд. Его можно было покупать. Идея была такой: создать место, где приехавший в город человек мог бы увидеть и приобрести то особенное, что создается в Тюмени. Понятно же, что нельзя назвать особенными фарфоровые ложки с картинками — видами Тюмени или берестяные магниты для холодильников… Это в любом городе можно купить. А речь о том, что делают только у нас, и больше нигде.
Елена — удивительный организатор, очень талантливый. Но в Тюмени она свою идею реализовать, «раскрутить» так и не смогла: подвальчик просуществовал только год. Не нашлось человека, который бы стал вкладывать в него деньги, а без этого в нашем городе искусство не живет.
Это была последняя тусовка, в которой я участвовала. А мы, художники, сами ничего такого не организуем…
— Как ты относишься к объединению молодых художников, которые устраивали пленэры в Александровском саду, на набережной?
— Я их не знаю. Но раз они это делают, значит, им это надо, они кипят. Это очень важно — кипеть, это основа.
— Может, за ними будущее?
— Сложно сказать. Я, участвуя в выставках в галерее современного искусства, посмотрела много работ молодых авторов, которые не стремятся попасть в Союз художников России, существуют сами по себе. Поскольку я старше их, то особенно старалась присматриваться, услышать то, что молодежь говорит своими работами. К сожалению, не слышу.
И дело, наверное, даже не в возрасте. Тебя картина либо «пробивает», либо нет. Меня вообще ничего не зацепило. Я удивилась: ведь настоящее искусство понимаешь независимо от того, на каком языке оно говорит.
Вот недавно я видела фотографии из Хорватии — граффити в городе. Выглядит как графика. Интересные картинки, есть образы, непонятно откуда взявшиеся: словно на бумажке ребенок накалякал нечто. Я не понимаю о чем это, но чувствую, что это выглядит интересно.
Так вот, с нашей молодежью у меня этого не случилось. Но я думаю, важно уже то, что они кипят, что-то делают — а значит, что-то происходит.
— Если вернуться к нашим галереям: почему открывать их невыгодно? Горожане не покупают картин? Тяги к прекрасному нет?
— Тяга есть. Но ориентиры сбиты. Чувство такое, что в нашем городе произошла некая подмена ценностей. Что есть красота? И что есть искусство? Нельзя об этом сказать, нельзя написать правило, можно только воспитать и знать именно в силу своего воспитания.
Не хочу обидеть нашу общественность, но горожане не нацелены на коллекционирование произведений искусства. Такой ценностной категории просто нет в головах. Люди, конечно, покупают картины. Но это, в основном, «пустые» картины, написанные ради интерьера, не несущие никакого послания, авторской мысли, информации. Написанные, чтобы продавать.
То есть, потребность в прекрасном есть. Другое дело: что считать прекрасным?
Мне кажется, что это связано с подменой понятия красоты. Посмотреть хоть на большинство фонтанов и скульптур в городе. Если человек растет в Тюмени, и отправная точка в понимании прекрасного у него — вот то, что украшает город… Не удивительно, что красотой начинают называть то, что красотой не является. В итоге у нас «на ура» продается салонная живопись или постеры.
— Что делать?
— Что тут сделаешь? Так в нашем городе было всегда. Стоит выехать в тот же Омск, как разница в культурном воспитании людей сразу будет заметна.
А иностранцы, особенно европейцы, глядя на архитектуру Тюмени, поражаются и мягко говорят, что «вот этот и этот дома у них на родине никогда рядом бы не поставили».
Всегда есть ценители. Только их мало. И, наверное, так будет.
… Мы заходим в мастерскую Насти, и все рассуждения вылетают из головы. Снова становится непонятно, как можно не любить то, что красиво. Чудесного глиняного Ветродуя, который издает мягкий вкрадчивый звук ветерка. Высокие винные кувшины, для которых керамисту пришлось много экспериментировать, окуная заготовку в молоко и добиваясь этих шикарных оттенков коричневого. Графические картины с реками, лугами, лодками и высоким горизонтом, словно смотришь на мир снизу вверх. Глиняную овечку, которую расписала Насти на дочь Ариша. Деревянную кошку, которую смастерила дочь Маша. Или даже желтый настенный шкафчик, который соорудил сын Данил, рано научившийся столярничать.
Может, однажды мы все-таки разглядим красоту?
***
фото: художники в семье — Ариша, Настя и Маша;глиняный деревенский мужик, покрытый глазурью;узнаваемые фигурки Хариной;кувшины для вина