Играть, чтобы играть
Ирина Тутулова работает в Тюменском театре драмы десять лет. Но она нечасто получала роли на большой сцене.
Ситуация изменилась после того, как Ирину пригласил «Ангажемент» для участия в спектакле «Марьино поле».
В родном театре будто вспомнили, какая замечательная есть актриса. Она сыграла героиню в драме «Семеро святых из деревни Брюхо», затем – одну из центральных ролей в «Последней жертве», затем – в «Невинных играх». Сейчас готовится премьера «Козий остров», где Тутулова занята в главной роли.
– Помните первые аплодисменты?
– Если говорить о стоящих аплодисментах, о том, что дорого… В Орском театре ставили пьесу Питера Шеффера «Темная история», и мне предложили выбрать роль. Я выбрала старушку. Я увидела возможность в комедии сыграть нечто очень серьезное: мисс Фернивел – типичный представитель «обиженной» прослойки общества, тот самый «середняк», который привел Гитлера к власти. У нее монолог из отдельных слов, вроде «понаехали такие-сякие». Мне хотелось, чтобы во всем этом прочиталось: вот кто виноват – те, кто говорят «понаехали». У меня даже жест был такой, как приветствие фюрера. На гастролях в Оренбурге студенчество устроило овацию именно после этого монолога. Они аплодировали не потому, что я все это темпераментно сделала, а потому что поняли, что я хотела сказать.
– Вы чувствуете, удачный сегодня спектакль или неудачный? От чего зависит удача?
– Не знаю, от чего зависит. Бывает, устанешь до последней степени, ну никаких сил, а играешь с наслаждением. Если ощущаешь внутреннюю свободу, все словно само льется – вот это, наверное, удачный спектакль. К такому не подготовишься. Но готовлюсь всегда. Честно.
– Сколько вам было лет, когда играли старушку?
– 25… 26-27, не больше. Мне нравятся характерные роли, интересно пробовать формы, создать другого человека, отстроиться от себя. Чем он дальше от тебя, тем интереснее. Например, та же роль мягкой бабушки в папильотках, которая в своей яростной обиде доходит до фашиствующего экстремизма. Когда персонаж «переворачивается», это всегда интересно.
– Вы производите впечатление актрисы, всегда работающей ровно и уверенно. Так ли это?
– Куда там! Жестокие сомнения и саморазочарования. Стоит хотя бы посмотреть любую видеозапись… Я-то думала, что я ого-го! А смотрю, и… что-то не очень.
– Работу над ролью можно сравнить с подъемом в гору?
– Пожалуй… Когда подымаешься, бывают уступы, и там хочется отдохнуть, задержаться. А потом взглянешь – еще так далеко до вершины! А когда начинаешь, вершины не видно.
– И сколько продолжается этот путь?
– До ухода спектакля. – А вы когда-нибудь поднимались в горы, в буквальном смысле?
– Никогда! Боюсь. Вообще сил природы боюсь.
– Как сохраниться в профессии, если нет ролей, или слишком мало их?
– У меня свой театр. Маленький, частный. Играем спектакли в санаториях, домах отдыха. Это еще при Сене началось. (Муж Ирины Тутуловой Семен Фуксман был актером Тюменского театра драмы, умер в 2003 году. – Е. Г.). В 78-м закончила училище, приехала в Орский театр, там познакомилась с Сеней, а он всегда занимался своим театром и меня к этому привлек.
Играем сказки, комедии, но есть и «Четыре допроса» по пьесе Ставицкого, о репрессиях, «Романтики» Ростана, «Недоросль». Когда в «драме» списали спектакль «Спасите, я женюсь», он перешел в репертуар нашего театра. И «Фламенко любви». И «Шалунья»… К сожалению, взрослые спектакли играть почти негде. Мы не обладаем большими финансовыми возможностями. Театр на ширмочках, на булавочках – выездной вариант. Первобытный театр, как я говорю. Искусство в чистом виде.
Ставлю сама или восстанавливаю поставленное Семеном Фуксманом. Я не воспринимаю себя как режиссера, нет. Маленький театр помогает держать форму, тренировать мозг. Это как зарядка, а я привыкла и люблю делать зарядку. Ну и, кроме того, в маленьком театре возникают неожиданные ситуации, постоянно меняются партнеры; поскольку спектакли камерные, работаешь в непосредственной близости от публики, это тебя удерживает от фальши.
– Кто для вас хороший режиссер? Можно без фамилий.
– Хороший режиссер самовыражается через актеров. А если режиссер занимается разводкой (пойди туда, потом сюда), чтобы актеры на сцене лбами не сталкивались, то ты только материал для пластики. Мне не нравится, когда режиссера не интересуют артисты, когда ему нечего им сказать, он беспомощен в работе именно с артистами и выстраивает только картинки под музыку.
– А кто хороший партнер?
– Мужественный, тонко чувствующий, безо всякой инфантильности. И не грубый. Некоторые мужественность подменяют грубостью. А мужественность должна быть внутри, а не снаружи, это не камуфляж. Мне кажется, что это касается и женщин, хотя, конечно, внешне они должны быть женственны. Но талант не имеет половых признаков… Так что хорош талантливый партнер.
– Но вы могли бы работать с любым партнером?
– Не всегда… Когда интимные отношения между персонажами, то могут возникнуть проблемы. Хорошо, когда к партнеру можно подстроиться. А вот если он сам по себе, играет отдельную тему, прет и прет, не замечая, что рядом еще кто-то…
– Помню, мы смотрели вместе спектакль челябинского театра, и вы сказали об одном актере восхищенно: «мясо»! Что это значит – «мясо»?
– Это уверенность какая-то, актерская масса. Крупно мыслящий, крупно чувствующий актер. И он может держать все в себе, не выплескивать, он как вулкан: стоит-стоит, но уж если даст, то даст мощно!
– Актеры редко бывают богатыми, а многие из них даже бедны. Как выжить актеру материально?
– Что значит выжить? Нам не платят меньше минимума. Трудно выживать больным, старым и старикам больным. Есть зарплаты куда меньше наших. Чем человек доволен, тем и богат. Кому-то достаточно капусты, а кому-то горсти риса. А кому-то хочется «мерседесы» каждый день покупать. Хотя я, вообще-то, как все. Просто у меня все это уже было: желание выиграть миллион, получить наследство, внезапно много заработать. И я думала: что бы такое поделать, только бы не работать. Но бывало и по-другому: я хотела играть, пусть бесплатно, лишь бы играть.
– Пять лет вы прожили в Израиле. Там научились экономии и трудолюбию?
– Там я лишилась глупых амбиций. Поняла, что не обязательно ходить на каблуках, можно в кроссовках, и не обязательно звать меня Ириной Ильиничной, Ирато попроще будет. А кроме того, когда теряешь привычную среду, начинаешь иначе относиться к тому, что было. Поплакамши, начинаешь ценить то, что имел.
Некоторые актеры (ну, как дети) думают, что их знает полгорода, что они популярны… Сколько процентов населения ходит в театр, десять? И кто из этих десяти помнит актера? Единицы. На самом деле мы идем служить театру не для того, чтобы стать знаменитыми, а для того, чтобы просто играть.
В Израиле мы пытались играть, делали спектакли даже на иврите.
– Вы росли в Тюмени, учились здесь, окончили училище искусств и наверняка ходили в тюменский театр. Каким он был тогда, нравился ли он вам?
– Здесь всегда были звездочки. Были хорошие актеры, которые могли классно работать. Но… Есть люди, которые любят театр, а я не любитель театра – я играть люблю!
***
фото: Ирина Тутулова в спектакле «Невинные игры»