Навсегда больно
На памятном камне у старого здания по улице Семакова написано: «Здесь в 1937-1938 годах проводились массовые расстрелы безвинных. НИКОГДА БОЛЬШЕ».
Сегодня у камня еще лежат гвоздики и розы. Вчера здесь прошел митинг в память о жертвах политических репрессий.
Горят тонкие свечи, поставленные в холодный песок. Ковровая дорожка разделяет толпу людей. Здесь больше ста человек – дети и внуки репрессированных, учителя и ученики 26-й школы, священнослужители. Со мной рядом женщина, что-то негромко говорит, как будто самой себе или мне, или безмолвному камню со скорбной надписью. Я слышу только отдельные слова: о репрессированных родителях, о маме, которой пришлось изменить имя и фамилию и только через годы семья узнала – кто они и от какого корня…
… Митинг открывает заместитель главы администрации Тюмени Ольга Векшина… На скамье, что рядом с памятником, сидит старушка в теплом бордовом платке. Внимает словам Ольги Векшиной:
– Сегодня день скорби, день печали… В Тюмени 2235 человек стали жертвами террора, позже около двух тысяч были реабилитированы…
Подхожу к старушке в платке – это Лидия Вешковцева. Когда ударил 1937-й год, Лидия Андреевна училась в пятом классе. Она помнит, как пришли к ним однажды двое в штатском и спросили отца. Того дома не оказалось. Гости присели, оглядели крошечную комнату, где, кроме Лиды, были ее братья, сестры и мать.
– Они пришли забрать отца. Хотели учинить обыск. Но подумав, сказали матери: «Приведите завтра мужа. Нам надо его допросить. Адрес – Семакова, 18». Мы услышали это и побежали к папе, он тогда работал сторожем в магазине. Все ему рассказали, а он: «Сейчас отлучиться не могу. Магазин надо сдать». Домой пришел задумчивый такой. В баню сходил, во все чистое оделся. Потом они с мамой на улицу Семакова ушли… Отец там и остался, в городском отделе НКВД. Его каждый день на допросы вызывали. Мы его лишь через забор видели. И уж Пасха на носу, помню – поезд пришел. Из окон лица видны, а отца мы не узнаем. Пять вагонов народом забиты, все, как один похожи. Я к поезду подбежать хочу, а страшно – стоят военные с винтовками. И вдруг слышу папин голос: «Лида, не бегай, а то упадешь!» Он-то меня увидел… Паровоз тронулся. Потом мы узнали, что папу увезли в Сыктывкар. С тех пор у нас была регулярная переписка. Я ему и фотокарточку свою посылала, а папа, когда вернулся, сказал: «Я эту фотографию перед сном к сердцу прижимал».
– Так папа жив остался? – Да. Вернулся через семь лет, а давали десять. Такой худой приехал, все кости на виду. Кожа желтая… Мы его потом и козьим молоком поили, и кормили хорошо. Так он поправился. Даже дом построил, все еще в нем и живем, – улыбается Лидия Андреевна, а глаза мокрые и грустные.
… Мое внимание привлекают две девочки – ученицы 26-й школы Люда Никифорова и Римма Сафина.
– Девочки, а вы знаете, почему все здесь собрались?
– Митинг сегодня… По поводу репрессированных, – не сразу отвечают обе.
– Мы с ними этот период истории еще не проходили, – приходит на выручку учитель истории Галина Пузинова.
– В каком классе изучают события 1937 года?
– В девятом… Начиная от репрессий, связанных с гражданской войной, и заканчивая сталинскими… Детей эта тема трогает, они часто спрашивают: «Откуда такая жестокость?» У меня ведь тоже отец репрессирован. По происхождению он немец. Восемь лет отсидел в Туринске, а сами мы из Пятигорска будем. Когда отец вернулся, о годах, проведенных в неволе, вспоминать не хотел. Потом нам выслали документы, где отец просил хоть об одной встрече с семьей. Но все тщетно. Документы эти было страшно читать… Никогда не думала, что человек может пройти через подобные муки. Отец умер в 1984 году…
У памятника жертвам репрессий собрались вчера разные люди. Но их объединяет одно – ненависть к преступной войне сталинской власти против народа и память. Память, из которой еще предстоит выковать внутренний стержень свободного народа.
После возложения цветов традиционный объезд памятных мест в Тюмени, связанных с «большим террором»: «Березовая роща» на улице Федорова, мемориалы на Полевой и на улице Мельникайте. А мы остались у камня возле библиотеки ТюМГУ. Глаза слезятся от холодного ветра и видят только два самых крупных слова: «НИКОГДА БОЛЬШЕ».
***
фото: 30 октября у памятного знака