«Здравствуй, земля целинная!»
За 16 лет пребывания в ВЛКСМ я участвовал во многих комсомольских делах, но самым значительным считаю участие в уборке урожая зерна на целинных землях Кустанайской области.
Это было ровно полвека назад, в 1958-м, и убирали мы третий целинный урожай.
Сборы
Весной 1958 года нас увезли в учхоз им. М.И. Калинина под Мичуринском Тамбовской области для прохождения учебных практик после второго курса. Мы только что сдали экзамен «Тракторы и автомобили» в академии, поэтому нас поучили неделю вождению тракторов с разными сельхозмашинами и устроили экзамен на получение прав. После мы наравне с трактористами учхоза выполняли необходимые полевые и транспортные работы.
В июне комсорг сообщил, что можно будет поехать на целину убирать урожай. Запись – строго добровольно. Никто никого туда насильно посылать не будет.
Целинные земли в Северном Казахстане начали распахивать с весны 1954 г. Туда ехало много молодежи. Поэты и композиторы быстро насочиняли романтических «целинных» песен, и они ежедневно по нескольку раз звучали по радио. Нам, конечно, захотелось на целину. Записались всем курсом, человек 120. Прошли медкомиссию, и нас стали обучать для получения прав комбайнера. Учились вечерами после работы. Тогда еще были комбайны «Коммунары» и «Сталинцы». Устройство их простое: три широких металлических колеса, небольшой движок для работы молотилки и жатки. Сам комбайн был большой, его таскал по полю гусеничный трактор.
Недели через две мы усвоили все премудрости комбайна, сдали на «права» и уехали в академию, в Москву. Там нам выдали комсомольские путевки.
Одежду взяли свою, от академии – по паре наволочек и полотенец, матрасовку (чехол на матрас) и одеяло. Простыни считались барским излишеством. Посадили нас в вагоны пассажирского поезда, и поехали мы на в Кустанайскую область. И было нас примерно поровну – юношей и девушек. Предполагалось, что парни будут в основном комбайнерами, девушки – частично их помощниками, частично – на току работать с зерном. Была еще и научная группа для изучения вредных насекомых и сорняков.
Ехали весело – с песнями… А песни тогда умели писать наши поэты и композиторы! Нынешние – жалкие ремесленники. Это из тех, первых целинных лет недавно была реанимирована песня про «сиреневый туман над нами проплывает»… Правда, отличная песня?
Приехали…
Кажется, на четвертые сутки поезд остановился утром на крошечном полустанке Кайбагор километрах в 80 южнее ст. Кушмурун. Мы быстренько выскочили на долгожданную целинную землю, а поезд двинулся дальше на юг. Все, приехали… Суетятся комсорги, строят всех по группам. На узком перроне – стол, за ним под красным знаменем сидят двое: русский и казах. Оказалось, это директор и парторг совхоза им. Амангельды, где нам предстоит работать.
Сказали они приветственные речи, показали вдали поселок совхоза: до него всего полтора километра, и можно дойти пешком, что мы и сделали в течение получаса. Нас расселили в двух огромных бараках – мужском и женском, каждый человек на 60. Посередине – широкий проход, справа и слева – металлические голые кровати.
Чем наполнить взятые из Москвы матрасовки и наволочки, чтобы спать можно было? Свежей соломы еще нет, не намолотили, но на берегу озера стоит пара стожков сена, им можно наполнить матрасовки. К вечеру мы уже обследовали поселок. Он был довольно большим. Ровные широкие улицы, настелены деревянные тротуары. Двухквартирные дома с приусадебными участками, заборы из штакетника… Во дворах хрюкают свиньи, кудахчут куры, вечером из степи пригнали стадо коров и овец. Все, как в деревне.
Вдоль улицы высажены молодые тополя, они тоже огорожены. Обнесено колючей проволокой и обширное озерко, охрана ходит. Из озера берут питьевую воду и водовозным автомобилем развозят по поселку и отдаленным бригадам. Купаться нельзя, если кто хочет – в пяти километрах есть соленое озеро. В нем и грязь целебная, раны все быстро заживают, и кожа очищается от болячек (мы так и не смогли сходить туда). На околице направленным взрывом «выкопан» пожарный водоем, в нем вода с краями, но мутная всегда.
Население – в основном украинцы и русские, есть немцы, казахи и еще много кого. Все «комсомольцы-добровольцы», приехали в 1954-1955 годах. Зимовали в палатках, потом поселок построили студенты из какого-то строительного техникума.
Спать легли поздно, а где-то к утру все дружно проснулись от уколов в бока. Зажгли свет и ужаснулись: сквозь ткань наших матрасов густо торчали острые кончики семян ковыля. Сено в стожках было ковыльное, пахучее, но скошено поздновато, когда уже загрубели летучки у семян. А они устроены так, что при повышении влажности начинают ввинчиваться во влажное место. Ночью влага от наших тел достигла семян, они пропороли ткань и разбудили нас.
Перевернув матрасы другой стороной, мы доспали ночь, а потом полдня чистили постели, матрасы наполнили прошлогодней соломой. Она хоть и пахла прелью и мышами, но была мягкой, и до свежей соломы мы спали на ней.
За ремонт!
Прежде чем убирать целинный хлеб, надо было собрать и отремонтировать комбайны. Главный инженер расписал нас – комбайнеров и помощниц – по комбайнам и повел на машинный двор. Это было возвышенное место, где рядами стояли пустые остовы комбайнов, и в их железном пустом нутре посвистывал степной ветер.
Мы так и ахнули: это не машинный двор, а кладбище!
Инженер объяснил, что все детали сняты специально и хранятся в кладовой. Каждый по номеру комбайна получит свои детали и поставит на машину. После окончания уборки опять надо будет все разобрать, промыть, смазать и сдать кладовщику. В помощь нам были даны техник и электросварщик.
С середины июля до середины августа мы ежедневно приходили к своим комбайнам и ставили на место детали. Что требовало ремонта – чинили… Стояла сухая жаркая погода. Хотелось пить. Мы пили бесконечно, наливали животы водой, но опять хотелось пить и пить.
Потом казахи в столовой нам объяснили, что надо выпивать две полулитровых банки горячего чаю, а холодной воды лучше избегать. Можно только сполоснуть ею во рту, чтобы смыть слизь, и выплюнуть, не глотая, иначе будет хотеться пить бесконечно.
Мы прислушались к совету степняков, и вскоре организмы наши уже не требовали столько воды, как прежде.
С ремонтом мы засиживались допоздна, пока солнце не коснется ровного, как линейка, степного горизонта. Теплело в степи быстро, ночи были темные, яркозвездные, луна казалась близкой…
Наши девушки-помощницы не хотели отставать от парней и брались за всякую работу: пилить и кроить металл, скреплять его заклепками и т.п. Однажды я подхожу к своему комбайну и слышу удары по железу, но заглушало их разнообразно склоняемое слово «мать»… Я выглянул из-за машины: это моя помощница Света тренировалась в соединении листов металла заклепкой, но у нее не получалось, и она отводила душу. Заметив мою тень, Света бросила под комбайн молоток и убежала. Вернулась только через два дня и, стесняясь, спросила, не закончил ли я без нее ремонт, а то она устала от солнца и железа…
Надо сказать, что у нас был договор под честное комсомольское слово – не ругаться. И хотя не все его соблюдали, но при девушках не ругался никто. Абсолютно!
Наконец, наши комбайны приобрели полагающийся технический вид. Их заправили топливом, обкатали. Осмотрела придирчивая комиссия. Дня три устраняли замеченные недостатки. Опять пришла комиссия…
Окончание следует.