Кругом война, а этот — маленький…
Окончание.
Начало в NN 92, 94.
Мы снова выходим на Ленинградскую. Сибирская сельская улица выглядит солидно. Совсем по Гоголю: «ровнем-гладнем разметнулась на полсвета…» Куда там симпатичным, но тесным европейским городкам, где каждый квадратный сантиметр на счету!
«Крепкий рубленый дом, пахнущий сибирской сосной» — перед нами. «Очаг» — так его называли в прошлом. Судя по воспоминаниям, хранящимся в школьном музее, здесь жил (или мог жить?) наш «маленький трубач» Валерий Траугот. За десятилетия сосновый дух, конечно, выветрился, но дом стоит прочно и уверенно на прежнем кирпичном фундаменте. Теперь здесь частное владение — магазин с пекарней. Оттого и решетки на окнах. По этой улице дети из «Очага» ходили по три раза в день — то в школу, то в столовую. За их питанием, конечно, старались следить, но есть-то хотелось все время.
Бывшую столовую давно снесли. На ее месте мемориал, посвященный одной из тяжких страниц истории Eмуртлы. Село в начале двадцатых годов стало одним из центров крестьянского восстания, именовавшегося тогда «мятежом». На памятнике — фамилии убитых коммунистов и сочувствующих, как в свое время писали. Имена тех, что оказались по другую сторону этого мятежа-восстания и были убиты по приговорам ревтрибунала, можно прочитать в третьем томе моей «Книги расстрелянных»…
А через улицу, у старого купеческого дома, еще видны остатки могучего пня, на котором могли бы встать одновременно человек пять. Интересно, как смотрели на этого, видевшего многое великана ленинградские дети?
«…Мы долго жили в тех местах.
Волк выл в лесу.
И ветер в ставнях…
И лишь потом пойму я, где
Жил… Что это все — Россия…
Прочту в толстеннейшем труде
О Eмуртлинской слободе
И вдруг уколет ностальгия…»
Так почти через 40 лет после войны написал поэт Владимир Британишский, один из 155 емуртлинских ленинградцев. («Согретые Сибирью», том 2, стр. 212).
…Мы попрощались с Анной Викторовной, нашим Вергилием, в том месте, где улица Ленинградская сужается и каньоном стекает к реке. Через несколько дней, уже в телефонном разговоре, Анна Викторовна признается, что не перестает думать о маленьком художнике, которого военной порой приютило ее родное село. И что теперь она догадалась, а может быть, воспоминание просто всплыло из полузабытых рассказов старожилов, что дети ленинградских художников жили отдельно от других эвакуированных, в бывшем «поповском», как она сказала, доме. Как раз неподалеку от того места, где мы попрощались. И что овраг, откуда до маленького Валерия доносился волчий вой, был как раз за холмом, нависающим над нынешней улицей Ленинградской…
Коротенькая экспедиция в Eмуртлу, к сожалению, не помогла отыскать следы Валерия Траугота. Получается, что он прошел через три с половиной года эвакуации — незамеченным. Как в песне: кругом война, а этот маленький… И никто его не запомнил. Во-первых, не он один из эвакуированных детей художников склонялся с карандашом над листом бумаги. Во-вторых, столько лет прошло с тех пор — современников событий в Eмуртле можно по пальцам пересчитать. И не обязательно все они имели отношение к интернату, в котором жил мальчик. Тем, кто мог бы помнить, хорошо за 80 — не лучший возраст для воспоминаний. А как хотелось бы получить документальное подтверждение!
Да, кажется, я еще не говорил, что сразу в нескольких текстах-воспоминаниях говорится о скульпторе Гаврииле Шульце, который был одним из учителей в интернате? Так вот, документ, которого не доставало, все же нашелся.
Лейтенант Шульц, скульптор
Это повествование, сотканное из случайных фраз, домыслов и предположений, из мемуарных обрывков, из впечатлений, которые производят на меня фантастические и сказочные рисунки Трауготов, было бы менее достоверным, если бы не Шульц.
Среди воспоминаний о Трауготе-младшем, воспоминаний более эмоциональных, нежели фактических, воспоминаний, рассеянных то там, то сям и нашим героем, и его братом, особое место занимает сюжет о Шульце, сыгравшем важную роль в формировании художественных взглядов Траугота-младшего. Хотя в большинстве публикаций, посвященных нашему герою, он упоминается как бы вскользь.
Коротенько — так, в биографической справке о заслуженном художнике России, председателе бюро секции графики Союза художников Санкт-Петербурга В.Г. Трауготе: «…в сибирской деревне, где был в эвакуации маленький Валерий, первым его учителем стал сопровождавший детей, раненый на Ленинградском фронте скульптор Г.А. Шульц…»
Или: «…незабываемое событие, — пишет искусствовед Лидия Кудрявцева. — В Eмуртле появился известный ленинградский скульптор и педагог Гавриил Александрович Шульц, выбравшийся из блокады по спасительной Ладоге. Он оборудовал печь для обжига глины. Это были, возможно, самые счастливые часы для талантливого мальчика: под руководством опытного мастера он становился скульптором…»
Факт? Нет, не факт. Никто из тех, с кем мы встречались в Eмуртле, не помнил ни самого Шульца, ни, тем более, «оборудованной» им печи для обжига… Но ведь появились откуда-то три десятка глиняных скульптур зверей и птиц, привезенные мальчиком в Ленинград из эвакуации?
Что удалось узнать с помощью сайта «Память народа»? Что Гавриил Александрович Шульц, 1904 года рождения, уроженец села Красное-на-Волге, что в Ярославской области, 5 июля 1941 года добровольно вступил в 4-ю дивизию народного ополчения в Ленинграде. Лейтенант отдельного артдивизиона. 29 августа 1941 года контужен. 22 сентября выписан из госпиталя и зачислен в 1-й батальон выздоравливающих…
От Ленфронта до Eмуртлы — тыщи верст. Но Анна Викторовна, наш проводник не только в пространстве Eмуртлы, но и во времени, наконец-то смогла отыскать след бывшего лейтенанта.
В местном архиве она обнаружила «Список выбывших эвакуированных на 21 марта 1944 года». 16-й в этом списке — Шульц Гаврил Александрович, 1904 года рождения. Выбыл в г. Москва…»
Таким образом, наша мозаика сложилась. Листочек, полученный из Eмуртлы, соединил многочисленные воспоминания и придал им достоверность. Будем благодарны скульптору Шульцу и посвятим ему еще несколько строк.
Eго называли мастером скульптуры. В начале своего творческого пути он занимался анималистикой, изображениями животных (вспомним фигурки животных из обожженной глины, которые Валерий Траугот привез из Eмуртлы в Ленинград). Преподавал. Вступил в ополчение. Получил контузию и «в 1943 г. отправлен в Сибирь». После эвакуации жил в Москве. Автор многих работ, в том числе двух памятников Александру Пушкину — в Ростове-на-Дону и в Петрозаводске. Несколько его скульптур украшают московский парк им. Горького.
…Прошлое, отдаляясь от нас, разлетается на тысячи осколков. Каждому из ныне живущих (и пишущих в том числе) достается какой-то из этих осколков. Вот я, рассказывая о маленьком мальчике, который оказался в эвакуации в селе Eмуртла, излагаю свой собственный вариант. Так, как он сложился в моем сознании. А причина моего интереса к этой теме проста: мне очень нравятся рисунки художника, которого до сих пор зовут — Г.А.В. Траугот.
P.S. О чем я мечтаю, поставив точку в этом очерке? Ну, например, о выставке рисунков Г.А.В. Траугот в емуртлинской школе. Знаю, что это маловероятно. Ну а почему бы нет? Или хотя бы выставку книг с их рисунками — более 200 названий! А над выставкой — слова Александра Траугота: «Легко рисовать — тяжелое дело!»
***
фото: Рисунок к книге «Японские сказки»;Траугот в студии;Гавриил Шульц.