Записки юного врача в Индии-3
Продолжение.
Начало в NN 28, 33.
В отделении скорой помощи клиники Мулчанд врачей так много, что познакомиться с каждым я смогла только к концу третьей недели. По-моему, их около двадцати.
Работали посменно. Смены тут неправдоподобно короткие для «скорой» — всего шесть часов. Для нас более привычны суточные дежурства. Ну, или хотя бы двенадцать часов — если повезет. Зато благодаря такому графику все мои коллеги были бодры, приветливы и то и дело норовили чему-нибудь меня научить.
Мой первый рабочий день в клинике как раз и начался со знакомства с моим главным учителем доктором Джи- тешем. Координатор программы очень торопилась, поэтому просто завела меня в отделение и буквально вручила первому попавшемуся врачу, мол, нате вам подарочек. Доктор Джитеш, молодой, но подающий надежды (судя по важному выражению лица), оценивающе оглядел меня с головы до ног и поинтересовался, как ко мне можно обращаться и понимаю ли я по-английски. Ну, в принципе понимаю, скромно ответила я. «Отлично!» — и доктор Джитеш повлек меня на экскурсию по отделению, безостановочно тараторя по-английски с каким-то безумным акцентом (как выяснилось позже, он пару лет стажировался в США, поэтому, видимо, его акцент следует считать американским). Особое внимание он уделил мусорным бачкам разных цветов для отходов с разным уровнем эпидемиологической опасности. «У нас в России все точно так же», — робко сообщила я наставнику. «О, так ты уже все знаешь! — воскликнул он. — Что такое исиджи?»
Eсли бы я догадалась, что это аббревиатура. Я представила бы себе латинские буквы ECG и, наверное, поняла бы, что речь об электрокардиографии… К счастью, Джитеш не поставил на мне крест. Возможно, он решил, что в России просто нет ЭКГ.
Впоследствии мне неоднократно задавали довольно странные вопросы о Сибири — какую одежду мы носим зимой, разводим ли мы огонь в квартирах, чтобы согреться, — а я, мучаясь из-за ограниченного словарного запаса, отвечала, что зимой мы носим шкуры животных. До сих пор стыдно. Для нас Индия — страна третьего мира, а для них Сибирь застряла в мезозое. В общем, ступор при упоминании ЭКГ мне простили. А англоязычные медицинские аббревиатуры по сей день заставляют меня страдать.
Вторым за мое образование взялся доктор Муштак. Не такой молодой, как Джи- теш, поэтому его лекции о медицине чередовались с уроками жизни. Муштак — мусульманин (в Индии довольно много мусульман, поэтому свинину купить здесь намного сложнее, чем говядину. Хотя с мясом вообще проблематично — на рынке возле моих апартаментов продавались только замороженные куриные сосиски и наггетсы). Из наших бесед с доктором Муштаком мне запомнилась притча об алкоголе. Про мужика, которому Господь предложил совершить один из трех грехов — убить ребенка, изнасиловать женщину или выпить. Мужик выбрал последний вариант как наименьшее из зол, а чем все закончилось — вы наверняка знаете или уже догадались.
С доктором Дэнишем и доктором Али я познакомилась на третий день, когда один спрятал телефон второго в микроволновке.
— Ты украл мой телефон!
— Ничего я не крал! Я краду только сердца!
И смеются. Они часто дежурят вместе и постоянно друг над другом подшучивают. И вообще про каждого из врачей отделения гуляет какая-то характерная шутка. У доктора Дэниша, например, тридцать девушек, и все они не знают о его существовании. У доктора Шаннаваза — три волосины на голове, поэтому он сделал пересадку, и волосин стало пять. А доктор Али якобы курит травку на работе, поэтому у него такие большие красивые глаза.
Доктор Сатия среди всех врачей отделения выделялся особо непонятным акцентом. К моменту знакомства с ним я уже научилась определять, из какой области страны родом тот или иной коллега; например, у уроженцев Кашмира свое произношение, у восточных и южных индийцев свое. Речь доктора Сатии не была похожа ни на чью. И, увы, мои лингвистические наблюдения не помогали мне понять, чего, собственно, от меня хотят.
— Eсли пациент нестабилен, вы должны дать ему A SOCK.*
— Простите, что? (Носок? Зачем? Чтобы он в него подышал, как в американских фильмах нервозные
девочки дышат в бумажный пакет, что ли?).
— A sock! A SOCK! (хватает дефибриллятор, прикладывает к своей груди и изображает разряд).
Ааа, теперь все понятно. Это же Виктор Драгунский, рассказ «Заколдованная буква» — про сыски, хыхки и фыфки вместо шишек, индийская версия.
Больше всех я общалась, пожалуй, с шефом Хармитом. Он учился в Казахстане и достаточно хорошо говорит по-русски, поэтому когда он узнал, что я из России, — очень обрадовался, спросил: «Как дела? Пока не родила?» и довольно заулыбался удачно вспомнившейся шутке…
Перечитываю написанное и понимаю, что создается впечатление, будто со мной работали одни мужчины. На самом деле мужчин действительно было большинство, но и женщины в «скорой» тоже водились. С доктором Дикшей мы однажды тащили через полгорода манекен, чтобы провести для каких-то работяг с завода занятие по базовой сердечно-легочной реанимации. С доктором Моной мы вместе готовились к ее переводному экзамену. А доктор Гульнар всякой ерундой не занималась, шутки не шутила и все свое время тратила на то, чтобы в отделении не воцарился хаос, пока врачи-мужчины выясняют, сколько все-таки волосин на голове у Шаннаваза.
Со многими я продолжаю поддерживать связь. Али буквально вчера просил перевести ему на английский мою последнюю «сторис» в инстаграме. Спросил, как дела, — вот, говорю, пишу заметки об Индии, о Мулчанде. «Напиши обо мне тоже что-нибудь хорошее» — да конечно, не вопрос. Доктор Али — молодец.
А доктор Ахмад недавно писал мне в WhatsАpp: «Как жаль, что тебя здесь нет. Только что привезли множественную травму, человек упал с пятого этажа. Много крови и сломанных костей. Тебе бы понравилось».
Приятно, что за такое короткое время мы так хорошо друг друга узнали.
*англ. «носок».
Окончание следует.
ФОТО АВТОРА
***
фото: После планерки;Шеф Хармит дает мастер-класс по базовым приемам сердечно-легочной реанимации.