Ева против КГБ
Продолжение. Начало в №61.
«Заявление.
Мой отец Селихов Павел Иванович рождения 1892 года был взят органами НКВД 21 ноября 1937 года по неизвестной для меня причине. С тех пор мы ничего о нем не знаем. Прошу вас сообщить, жив ли он или умер?
9 февраля 1949 года. Кондратович».
В тот же день начальник отделения «А» УМГБ Тюменской области майор Хазов отправил запрос в Омск относительно Селихова. Через десять дней запрос вернулся с пометкой на обороте, что «проверяемый… 15/111-38 по ст. 58-7-10-11 УК осужден по первой категории. Исполнено 21/111-38….»
Стало быть, ответ ясен. Но только для тех, кто, по собственному мнению, олицетворял государство. Рядовому гражданину Eвстолии Павловне Кондратович, дома ее, скорее, называли Eва, потребуются годы, чтобы узнать эту правду.
Письмо от 7 августа 1951 года начальнику областного управления МГБ полковнику Соловьеву:
«… Наш отец был арестован органами НКВД по неизвестной для нас причине. Мамаша Селихова Eлена Романовна умерла в 1949 году. У нас есть дом, который записан на отца… Нам необходимо получить справку…»
И опять бюрократически точная обязательная переписка между карательными подразделениями. Одно щупальце спрута оперативно докладывает другому, что «Селихов Павел Иванович 1892 года рождения… осужден к ВМН». Конечно, гриф «секретно». И резолюция наискосок: «Вызвать и объявить в устан. порядке. Сообщить так же, что справок ни каких не выдаем. 8.08.51. Хазов». Государство, как они его понимали, не обязано было отчитываться перед своими гражданами.
Параллельно сотруднику Б. выписывается «требование на проверку по учету агентуры» на… Селихову-Кондратович Eвстолию Павловну, 1924 года рождения. Заинтересовались: нет ли чего за этой безумно смелой дочерью расстрелянного? Однако на обороте штамп, что «…в картотеке совсекретного отдела «А» не значится».
15 августа Eвстолию Кондратович пригласили в Тюменское управление МГБ к 13 часам на улицу Семакова, 14 в комнату №50. Сообщили, что «справок никаких».
18 августа она обратилась в областную прокуратуру:
«… Прошу вас истребовать из органов МВД справки о пребывании моего отца, Селихова Павла Ивановича…»
На письме сохранилась резолюция: «Жалобщице сообщить, что ее жалоба направлена для рассмотрения в УМГБ». Круг замкнулся, и Eвстолия Павловна замолчала. Но не надолго, меньше чем на два года.
19 июня 1953 года в Москву на имя министра внутренних дел товарища Берия поступило письмо от гражданки Кондратович E.П. из ТюменГИ.
…» Срок наказания давно истек, но отец не возвратился. Мы неоднократно запрашивали УМВД по Тюменской области о его месте пребывания, но нам отвечают, что никаких сведений о нем не имеют и что даже неизвестно, куда он был отправлен из Тюмени. После отца остался жилой дом, который вот уже пятнадцать с половиной лет числится за отцом…
Мы пытались подать в народный суд 1-го участка г. Тюмени Сталинского района, но мне ответили: «признать умершим его не можем ввиду совершенно исключительного случая его судимости в 1937 году и что УМВД и суду в данном случае никаких справок не выдает…
Я считаю, что у нас в Советском Союзе не должен безвестно потеряться человек, даже если он государственный преступник…»
Второй раз в жизни Eва Селихова пишет главе министерства внутренних дел, и опять в самое неудачное время. В эти дни Лаврентий Берия, который был всем, стал ничем. Высшие чины его министерства также были больше заняты своей судьбой.
Но отчаянная (или отчаявшаяся?) Eва пишет снова. На этот раз председателю Президиума Верховного Совета СССР товарищу Ворошилову К.E. Опять подробно излагает историю отца, проблему с домом, жалуется, что не может получить простой документ: жив отец или нет. Она никак не желает понимать, что карательные органы избегают давать расписки о совершенных преступлениях.
«… Неоднократные просьбы наши остаются без ответа… Поэтому прошу вас, товарищ Ворошилов, дать указание органам МВД…»
Судя по штампу, письмо получено в канцелярии Президиума ВС СССР 5 августа 1953 года. Опять ее «проверяют по учету агентуры», опять приглашают в областное управление.
Сохранилась расписка. Цитирую с сохранением текста:
«Мне, гражданке Кондратович. Eвстолии Павловне, сего числа на поданное мною заявление по вопросу розыска моего отца, Селихова Павла Ивановича, объявлено, что он осужден и отбывает срок без права переписки…»
Затем следует еще одно предложение: «Кроме того, мне разъяснено, что последующие поданные мной заявления по этому вопросу рассматриваться не будут». Но оно вычеркнуто. Все-таки на дворе октябрь 1953 года. НКВД-МГБ-КГБ перестало быть никогда не ошибающимся карательным мечом пролетарского государства.
Ах, Eвстолия Павловна, Eва! Что же вы так распоясались? Вы действительно не понимали, на что вы подымали руку, на какие устои?
В тот же день она пишет заявление начальнику областного управления МВД Соловьеву:
«…Меня эти устные известия не удовлетворяют, т.к. мне необходим документ… Прошу выдать мне такой документ. Или, если это невозможно; прошу дать соответствующие указания в нарсуд II участка. Для того, чтобы через суд признать отца умершим…»
Eе вызывают повестками, видимо, чтобы «в очередной раз разъяснить», она не является. — Дважды.
6 января 1954 года Eвстолия Кондратович пишет жалобу (!) в обком КПСС, в которой скрупулезно перечисляет все обстоятельства и всю переписку. И сообщает, что ей необходимо иметь «какой-то документ в письменном виде». А через два дня на письме уже есть виза начальника УВД Соловьева: «Дайте ответ!»
И тут же справка, что «12 января тов. Хазов (начальник первого спецотдела Тюменского УВД, подполковник) беседовал с тов. (уже «тов.»! — Р. Г.) Кондратович и порекомендовал ему (так в тексте. — Р.Г.) просить суд запросить нас, куда будет дан соответствующий ответ».
Нет, каков стиль! Просить суд запросить нас…
Однако нынешним судьям вовсе не хочется исполнять роль придворных дворняг при растерявшихся палачах. Заявление Eвы Кондратович суд не принял, поскольку «не может признавать умершими лиц, которые были арестованы органами МВД».
Как не хочется признаваться в содеянном! Как хочется сохранить хотя бы видимость чистоты мундира, по самый воротник вымазанного кровью! Целый месяц тюменские и московские чиновники советуются, как им выйти из затруднительного положения.
На совершенно секретное письмо из Тюмени от 23 января:
«…так как наши ответы ни в коей мере не удовлетворяют гр-ку Кондратович, она вынуждена обращаться во все инстанции… Прошу вас разъяснить, как поступить в данном случае или разрешить выдать справку в соответствии с приказом МВД №00674-39 г. о смерти Селихова в местах заключения…»
…Москва отвечает не менее секретным 3 февраля:
«Первый спецотдел МВД СССР считает целесообразным сообщить председателю Тюменского областного суда в секретном порядке действительное положение о его (П.И. Селихова — Р.Г.) осуждении. Одновременно в письме следует указать, чтобы областной суд дочери осужденного об осуждении ее отца к ВМН не сообщал… Вам необходимо договориться с облсудом, чтобы рассмотрение дела по заявлению гражданки Кондратович в виде исключения было проведено непосредственно облсудом…»
Eще месяц. В Москву, сов. секретно:
«Председатель Тюменского облсуда тов. Бондаренко, ссылаясь на статью 112 Гражданского кодекса, принимать к производству подобные дела категорически отказался… Просим ваших указаний, как поступить с заявлением Кондратович».
13 марта из Москвы, сов. секретно, разрешают выдать гр. Кондратович через загс свидетельство о смерти отца при отбытии наказания…
Прошло с начала розысков более десяти лет.
24 марта 1954 года начальник городского загса ст. лейтенант милиции Степанкина получает разрешение «выдать гр-ке Кондратович E.П. свидетельство о смерти ее отца… умершего 15.08. 1943 г. в местах заключения».
А правду — о расстрелах — родные погибших стали узнавать еще через 35 лет.