Предполагаем жить!
Иногда мне кажется, что газетный мир существует как-то отдельно. Что все заметки, редакционные статьи, экономические и политические обзоры существуют сами по себе, рассказывают о какой-то иной, существующей не здесь, жизни.
И потому постепенно привыкаю не пугаться, не впадать в панику от очередного пророчества и не приходить в восторг от очередного сообщения об очередном успехе.
…Две недели отпуска я провел в деревне, в Исетском районе.
Конечно, за этот срок «досконально изучить жизнь села» невозможно. Однако не зря же говорится, что гость мало сидит, да много видит.
Как всегда, нет недостатка в плакальщиках о судьбе России, о судьбе российской души, которая, по определению, находится именно в деревне.
Не могу говорить широко, но совершенно убежден, что деревня, откуда я только что вернулся, умирать не собирается. Даже напротив. Вот несколько фактов в поддержку данного наблюдения.
Первый и самый важный
«Самая обездоленная и незащищенная категория» — это, конечно, старики, инвалиды, ветераны войны.
Я говорил с ветеранами войны и колхоза, с бывшими механизаторами, доярками, телятницами, даже с Героем Социалистического Труда, с бывшим председателем колхоза.
Они действительно с горечью говорили. Кто — о коллективизации, кто — о голодном военном детстве и насильственных займах, кто — о копейках, что выдавали на трудодень… Но все мои собеседники были единодушны, когда утверждали, что никогда прежде им не жилось так хорошо, как сейчас.
Факт второй
В те давние и недавние трудные годы крестьяне правдами и неправдами стремились устроить детей в городе, выхлопотать паспорт, пристроить в общежитие или к родственникам на раскладушку. Из села, где я был, не рвутся. Один из ветеранов, Петр Яковлевич Завадский, так и сказал, что не хочет, чтобы его дети уезжали. Пусть тут живут. Тут надежнее.
Факт третий, тесно связанный с двумя первыми
Это село строится. И как еще строится!
Перестраивают, надстраивают старые дома. Возводят новые — кто из кирпича, кто из бруса, кто из круглого, кондового леса. Высокие, просторные, в пять-шесть окон по фасаду. С капитальными дворовыми постройками, не дома — усадьбы, крепости, какие лет двести-триста назад сооружали их исетские предки. И обязательно по нормам, которые, говорят, бытуют у американских фермеров — по комнате на каждого члена семьи. И затейливая отделка, и ворота кованые, с металлическим же узором.
Факт четвертый
О дворах я уже сказал. А во дворах что? Скотина — само собой. Но колхозники все чаще приобретают в личную собственность тракторы и грузовики. (Комбайнов пока нет). 25 тракторов ночуют в личных подворьях. И столько же лошадей. А еще почти у каждого забора громоздятся-сохнут штабели досок: сороковка, пятидесятка. Значит, предполагают жить? Предполагают строить, уже не для себя — для детей. А их в селе великое множество — белоголовые, синеглазые, улыбчивые, вежливые.
Факт пятый, но не последний
Он ниоткуда не вытекает, а только из хорошего настроения.
В отличие от деревни, в которой я сам когда-то рос, та, где протекал мой отпуск, буквально заросла — не поверите! — гладиолусами. Да не распространенными «оскарами» и «красными галстуками», а сортовыми, редкостных очертаний и расцветок. С почти что дворянской родословной. И названиями: «лаванда», «зеленый слон»… Они занимали в огородах столько земли, что невольно думалось: не картошкой озабочены здесь, а красотой. У отдельных любительниц, сказали мне, 120 сортов гладиолусов. В сибирской кондовой скуповатой глубинке.
Давайте остановимся. Не в моем перечислении, хотя и в нем тоже. Остановимся в своих и чужих попытках взять друг друга на испуг.
Мы все предполагаем жить. Давайте жить…