Надежда только на дублеров
Жаркое лето перевернуло листок календаря, и он оказался влажным. Август практически кончился. Мой сосед облачился в теплую куртку и резиновые сапоги и отправился в ближайший от дачи лес — по грибы.
Закончилось лето с его планами и надеждами, с ароматом цветка по имени «душистый табак» по вечерам, с крупными звездами, заглядывающими в окно.
Закончилось лето с дальними автомобильными поездками, с раскаленным и мягким асфальтом под колесами, с веселым джазом в динамиках и разомлевшими милиционерами на перекрестках.
Закончилось лето.
Последнее лето этого столетия и этого тысячелетия. «Прощай, двадцатый век, великий и ужасный!» — гремит в автомобильном магнитофоне голос Александра Дольского, великий виртуоз перебирает струны гитары — великого инструмента уходящего века. Интересно, на чем станут играть в будущем? И не разучатся ли играть на гитарах, как практически в массе разучились фотографировать с появлением автоматических «мыльниц», как разрушились почерки и почти исчезли грамотные с той поры, как появились компьютеры.
От грусти расставания с этим летом мне представляется, что при переходе теряем мы больше, чем приобретаем. Наверное, это не так, а мне кажется, что — так.
Только что заспорил с молодыми сотрудниками «Курьера». В большом материале я употребил хорошо мне знакомую фразу, а они ее никак не могут понять. Чувствую — дистанция. Величиной в век. Говорю, сожалея, мол, и ваша молодость тоже промчится. А один продолжает: и мы станем потом новым что-то говорить, и нам, в свою очередь, ответят молодые — не понимаем…
Удивляюсь стремительности времени. Спешу, увеличиваю темп, а время — на свободной энтропийной тяге — спокойно прибавляет скорости, и я опять отстаю.
Впрочем, это совершенно естественно. Я — человек из двадцатого века. Там (точнее, пока еще — тут!) все мое, все знакомое и родное. Мои герои и мои подлецы. Я еще восхищаюсь одними и презираю других, а в новом веке и те, и эти, возможно, никому уже не будут интересны. Мы станем прошлым, хотя еще будем продолжать двигаться, дышать, мыслить и, я надеюсь, творить.
Дождь монотонно и редко стучит по подоконнику, вычитая последние минуты моего века. Нашего века. Нас еще много. Нас тьмы, и тьмы, и тьмы. Но наступает другое время. Может быть, оно будет лучшим?
Когда-то давно, в глубоко прошедшем, была красивая песня на ту же тему, что и мои сегодняшние размышления:
…Но время не догнать и не унять. Придут нетерпеливые дублеры — дай бог им лучше нашего сыграть…
Дай бог.