Миров двух между…
Поселок Онохино. Светает. Рейсовый автобус «ЛиАЗ», тяжело пыхтя и приседая, останавливается у пекарни.
Из салона выбирается несколько пассажиров. И тут же в открытую дверь устремляется толпа в куртках, платках и кепках. Дверь потрескивает (хорошо, что распахнуться и отлететь не может -привязана к косяку прочной лентой). Водитель чертыхается и шипит: «К-куда с-с…»
Резвое студенчество уже занимает кресла. Старушки толкаются, как баржи, — иначе придется им минут сорок, до самого города, торчать в проходе. Милиционеры заходят после всех. Видать, водители приучили: по удостоверениям — в последнюю очередь.
Через пять минут заняты все кресла, забит проход. Взревел надсадно мотор. «ЛиАЗ» трогается.
Молодежь едет на учебу и на работу. Разговаривает о лекциях, о конспектах, о «чудиках-преподах». Какой-то работяга — о том, что приходится оставаться в Тюмени по двое суток. Ремонтировать иномарки на автостанции. По ночам.
Пожилые едут в основном в больницы. Старик с мясистым носом рассказывает своему соседу, как у него врачи «рак заглушили». Взялись, мол, сразу за гуж да и вывели! Сухонькая старушка шепчет своей соседке о родственнике, который решил жить в деревне: «Нету, говорит, этой заразы — травки. По подъездам не курят». Собеседница возражает: «Э-э, миленькая, этого зелья сейчас и в деревне полно».
Вспоминаю, слушая этот разговор, о том, как ездил полгода назад в стационар областного диспансера, что на территории моторного завода. К парню, начавшему употреблять ханку в Чечне. Но, зайдя в палату, увидел его соседа… Своего, деревенского парня. Этой осенью он умер…
А стационар — рулетка. Как признались тогда наркоманы, дозу можно’ достать й там; Без проблем. И показали на искореженную решетку на окне: «Eсли приспичит, наркомана ничто не остановит».
Милиционеров из Онохино, пожалуй, с целый взвод. В основном работают в ППС. Нормальные, спокойные люди. Но в поселке преступности от этого не меньше. Осенью у летнего кафе убили юношу. Ножом в сердце.
Вот едут учителя. В городе, видно, им платят побольше. А деревенские их коллеги пока отдыхают — школа закрыта. Нет отопления. Этой весной генеральный директор птицефабрики «Пышминская» Александр Полянский разобрал метров триста трубопровода, ведущего в поселок. Из-за долгов отрезал мощную котельную своего предприятия от благоустроенных домов. Теперь онохинцы надеются только на поселковую кочегарку, дышащую на ладан. Но пока она не может «продавить» трубы.
Ласковая бабуля агитирует всех ехать в соседнюю деревню — Червишево. Там по воскресеньям крестят: «Возьмите только полотенце и пятьдесят рублей». Кстати, в Червишево есть проповедник-иеговист. Мужчина, умело сочетающий биологию с теологией. Похоже, у него есть последователи.
В самом Онохино открылся молитвенный дом (на месте магазина хозтоваров). По выходным там поют псалмы. А на территории детского садика усилиями неугомонных старушек воздвигли деревянный крест. Будет, говорят, часовня.
Вот уже показалась патрушевская больница. Несколько пассажирок работают там санитарками. Автобус останавливается на червишевском кольце. Милиционеры выходят. Их путь — в роты ППС. Выходят еще несколько человек. Кто в больницу, кто за покупками на Центральный рынок. «ЛиАЗ» налегке мчится по объездной дороге к автовокзалу. Остановка «Лимпопо». Студенты «нефтегаза» высыпают из автобуса. К автовокзалу он прибывает почти пустой… Но это только до вечера.
Снова затрещит автобусная дверь. «ЛиАЗ» охнет и осядет на задние колеса. Люди поедут домой. К семьям, огородам, колодцам. И я вместе с ними.
Для меня город — это круговерть возможностей и планов. Обманчивых, порою несбыточных. В деревне же чаще оказываешься «наедине со своим внутренним я», как любят говорить психологи. Чердак родного дома, опушка леса, песчаная коса на реке -повод поглубже заглянуть в свое детство, в котором не было, казалось, «борьбы за существование».