Голубая кровь
Вообще-то я собирался писать о другом. О так называемом «дне примирения и согласия». Прекрасная идея, она, как и многое другое, приобретает в нашей стране совершенно особое звучание.
Вчерашние жертвы массовых репрессий, узники концлагерей и спецбольниц во всеуслышание заявляют о своем стремлении и к примирению, и к согласию. А наследники теории и практики левых партий и движений, если судить по их выступлениям в печати и по телевидению, по документам, которые в канун 7 ноября были доставлены и в нашу редакцию, ни о каком примирении и ни о каком согласии не помышляют… Напротив, их позиция становится все более жесткой.
Впрочем, я ведь не собирался писать о политике. Давайте лучше поговорим о мостовиках.
В моей памяти люди этой прекрасной профессии неотделимы от громадной нашей территории и рек, которые здесь протекают.
Я говорю: «Солохин» и вспоминаю пятнадцатый мостоотряд, Иртыш и Юганскую Обь. Я говорю: «Моисеев» и вижу Большую Обь у Сургута. Я говорю: «Смехов» и вижу весенний разлив Тромъегана, потом — Аганский мост, потом заснеженный Пяку-пур. Я говорю: «Пономаренко» и знаю, что должна идти речь о мостовом переходе через Пур-пе.
Имя им — легион. Начальники мостоотрядов и прорабы. Монтажники и бригадиры. Водители и бетонщики. Плотники и сварщики. И в одном лексическом ряду с этими именами — северные реки, чьи названия звучат, как шаманские заклинания — Татыдэотта, Ягенетта…
Северные реки легли перед мостовиками как испытания судьбы, а затем они же стали их звездными часами. Тогда на плечах мостов рвалась к северу трасса мужества, Севсиб, а ныне — просто железная дорога Тюмень-Сургут-Новый Уренгой. Причем основную нагрузку несли не большие, уникальные, внеразрядные мосты, а бесчисленное множество маленьких, о которые, как о пороги, могла споткнуться Большая Дорога.
.. .Декабрьская ночь 1980 года. До сдачи во временную эксплуатацию трассы Сургут-Уренгой осталось три или четыре дня. Конец месяца, квартала, года,
пятилетки. Десяти- или двенадцатиметровый мостик, по-моему, последний перед станцией Уренгой (теперь — станция Коротчаево). Минус сорок. Пролетное строение, которое опускает на место крановщик Анатолий Конвиссар, сверкает в лучах автомобильных фар, словно усыпанное алмазами. Наконец алмазный прямоугольник становится на место, и начальник мостоотряда N 93 Валерий Донадзе садится в машину. «Все, — говорит он. — Мостовики свою работу на трассе закончили».
Не хочу умалить ничей вклад в эту трассу — ни лесорубов, ни монтеров пути, ни гидромеханизаторов, низемлероев. В свое время, когда я вел на радио радиожурнал для транспортных строителей «Магистраль», постарался воздать всем сестрам по серьгам. Но и теперь, почти в двадцатилетием отдалении, первое, что вспоминается — мосты.
Звонкие. Ажурные. Почти воздушные. Как однажды убежденно сказал Николай Смехов: реки существуют только для того, чтобы через них строили мосты, а мостовики могли сверху глядеть на весь остальной мир.
Eсли я теперь напомню, что сами мостовики говорят о себе — «голубая кровь», это вам, надеюсь, не покажется преувеличением.
Строительство дороги Сургут-Уренгой ушло в историю. Пришла пора мостов крестьянского юга. Пришла пора мостов, которые связывают друг с другом обычные села и деревни. По которым везут корма и молоко с фермы. Пришла пора путепроводов и в Тюмени.
Мне приходилось слышать самые разные мнения по поводу строительства моста через Транссиб в створе улицы Мельникайте: большой, маленький, решит проблемы, не решит проблем, как пойдут автобусы, станет короче путь из микрорайонов в центр города или не станет…
Поживем — увидим. Мосты, я уверен, это благо. Они соединяют берега рек, части улиц. Они соединяют людей. И, в конце концов, мосты — это просто красиво.
Сегодня именины у 36-го мостоотряда. День рождения моста. Вот он стоит — на ладони города. Всем видно?