Личная война полковника Петрушина
(Продолжение. Начало в N 89)
«Точное число потерь мы вряд ли узнаем», — этими словами военного историка, заместителя начальника Регионального управления ФСБ по Тюменской области Александра Петрушина мы закончили публикацию первого отрывка нашей беседы, посвященной 60-летию начала Великой Отечественной войны.
- Да, вряд ли узнаем. Мне уже на нынешней службе пришлось сталкиваться с огромным количеством разных запросов, я видел, что многие запросы возвращались обратно с пометкой, что архивными материалами соединений и даже целых армий Центральный архив министерства обороны, который находится в Подольске, не располагает.
- Это значит, что они были полностью разгромлены…
- И документация не сохранилась. А изучать историю Великой Отечественной войны с кондачка — это большая ошибка. Она имеет место до сих пор, что сильно огорчает меня. Я думаю, что мы сознательно возвращаем себя к лакировке войны. Потому что с сорок пятого года фактически непрерывно воюем. Из локальных военных конфликтов выйти не можем. Надо бы как- то объяснить это гражданам. Один из способов — не говорить о жертвенности войны.
- Чтобы не спрашивали: когда же конец этому?
- Да. А если вспомнить о жертвенности, то про плен, например, у нас вообще не говорилось. Пленных не было! И даже генералов у нас было всего два — генерал-герой Карбышев. И генерал-предатель Власов, командующий Второй ударной армией. Кстати, мне и отец рассказывал, и другие ветераны, что Вторую ударную, а это почти около ста тысяч человек, ассоциировали с образом ее командующего. Их всех чохом считали предателями. И однажды встал передо мной вопрос — каков же был этот плен? Он огромен. Сорок первый и неудачные сражения сорок второго — больше пяти миллионов пленных. Такие огромные потери. Я не хочу, конечно, оправдывать ужасы фашистского плена, но если говорить объективно, гитлеровцы не могли в фильтрационном плане «переработать» эту массу пленных. И еще долго держался постулат: в плен попадают только раненые, только контуженные…
-Те, кто не в состоянии застрелиться…
- Да. А командиры и политработники — обязательно должны были покончить жизнь самоубийством. Но архивные документы дают совершенно иную систему. На сторону противника добровольно переходили целые соединения. С музыкой переходили. Со знаменами. Это тоже факт. Рассчитывали на то, что они будут противниками сталинского режима, а получилось просто иначе…
- Вы помогали многим журналистам получить доступ к документам такого рода, причем не всегда их публикации, фильмы получали одобрение коллег и ветеранской общественности. Например, когда Гульсина Ниязова готовила фильм о легионе «Идель-Урал»…
- Первого места на фестивале «Белые пятна истории Сибири» он не занял. Но первое место он занял в Воронеже и в Казани. В Калмыкии ее «Поезд памяти» занял первое место, а Гульсина Мавлютовна стала почетным гражданином республики… Я, конечно, помогал творческим организациям, но прежде всего — людям. Никогда не забуду… Будучи начальником отдела в Ханты-Мансийском округе, я много занимался реабилитацией. Там же каждая третья семья пострадала от репрессий. Я горд, что мне впервые в исторической литературе удалось показать, что ограбленные, униженные, сосланные люди добровольно шли на фронт. Они гражданские права потеряли, в армии не служили, но нужда заставила Сталина… 75-я Омская бригада, а в целом Шестой, а потом — Девятнадцатый гвардейский сибирский добровольческий корпус, они сражались подо Ржевом. О них до сих пор мало сказано, а ведь там наши потери — два с половиной миллиона человек…
И вот ко мне пришла семья — семеро детей, которым отказали в реабилитации на том основании, что отец погиб, а никто никаких отметок не сделал. Занимаясь историей корпуса, я добыл документальные материалы, и суд города Ханты-Мансийска признал их пострадавшими от политических репрессий. Они снова пришли ко мне в отдел, все
семеро, поставили бутылку водки, и мы молча, не чокаясь, за память выпили.
Я встречал и буду встречать неприятие моих версионных материалов, хотя я работаю только с фактами. Нравится кому-то или не нравится, я говорю — так было, а уж вы оценивайте. Я в идеологические споры не вступаю с оппонентами вообще…
- Позвольте я вас перебью. Вам кажется, что вы не вступаете в «идеологические споры». Хотя фактически надо признать, что ваши материалы сами по себе «вступают в идеологические споры».
- Возможно. Но я пишу факты. Eсли я говорю цифру или факт, попробуйте ее оспорить! Она подтверждена историческими документами. А эти популистские заявления, что такого не было, — пусть считают, что не было. Но если мы пройдемся по потерям — факт! Нет ни одной семьи у нас, чтобы не пострадала. Кто-то без руки вернулся, а сколько не вернулось вообще…
- Маленькое отступление — я перед нашей встречей вчера стал листать один из четырех томов книги памяти — список погибших евреев-фронтовиков. Обратил внимание — пропавших без вести очень много. «Как это могло быть?» — думал я, а вы сейчас сказали, что пропадали без вести целые соединения. Они как бы даже не существовали, а их все еще ищут. Прошло шестьдесят лет, нет в живых многих, кто ждал человека с фронта, кто оплакивал его. Как вы, военный историк, думаете — что движет людьми в этом поиске?.
- Мое мнение — ищут не столько родных, сколько правду. Люди мне говорили — мы готовы ко всему. Скажите нам правду. Вот это, я считаю, главное. А для тех, кто пострадал, кто носил это клеймо, вы это лучше других знаете, это стремление не столько оправдаться, сколько показать, что я это знаю.
- Я где-то читал, что каждый житель Исландии знает своих предков до первых викингов, которые когда-то высадились на этом острове.
- У нас тоже начался этот процесс. Например, Георгий Хотков- ский составил генеалогическое древо. Я ему помог, дело вытащил даже из БРЭма (Бюро русской эмиграции). Когда Маньчжурию захватили японцы, они создали Бюро русской эмиграции, которая после гражданской войны ушла на Дальний Восток. На каждого было номерное дело. Я купцов Колокольниковых, в вашей газете, кстати, это было опубликовано, нашел в том архиве. Потом, не каждый знает, все эти архивы достались нам и оказались в Хабаровском управлении КГБ. А ушли туда около пяти тысяч, если не больше. В принципе, если есть желание, можно узнать судьбу любого жителя нашей Тюменской области…
- Я помню многие ваши материалы. И ваши недавние публикации… В том числе и очерк о танкисте Бугаеве, Герое Советского Союза. О нем недавно вспомнила «Тюменская правда»…
(Пространный материал о Великой Отечественной войне в «Тюменской правде» не лишен натяжек и неточностей. Но дело не в этом, а в том, что автор Eвгений Вдовенко остался недоволен тем, как озаглавлен очерк Петрушина «Они горели в танках, а сгорали от водки». И предположил, что заголовок придуман редактором «Тюменского курьера». Придумав, уверовал в это сам. И от всей души «защитил ветеранов войны от нехорошего редактора»…).
- Заголовок, который вызвал такой гнев, абсолютно мой. Даже не мой, а слова гвардии полковника, командира 52-й Фастовской танковой бригады. И потом — это странное желание сделать солдат той войны и участников нынешних конфликтов бесплотными и ангелами с крылышками. Это не так! Помните материал, который был написал по докладным запискам начальника особого отдела Волховского фронта? Ведь он прямо доказывает, что пьянство явилось виною многих трагедий — окружения, разгрома… А сейчас война в Чечне. Большая часть потерь — не боевые. Даже нашумевший случай с Будановым — не буду его комментировать, не мое это депо, но в каком состоянии находился полковник?
-Конечно, Отечественная война, «ярость благородная»… Но я помню, какой после войны был всплеск преступности. Мне думается, тут связь прямая — в мирную жизнь вернулись люди, которые все проблемы привыкли решать силой оружия. Война, даже если ее результаты победные, человека все-таки разрушает. Может быть, именно поэтому надо рассказывать всю правду о войне?
- Я считаю, что надо показывать правду, как она есть…
- А потом слушать: «Кому нужна ваша правда?»
- Нужна в целом обществу. Но я надеюсь на молодежь. Когда я пишу о трагедиях, я думаю о молодых людях, которые каждое лето собирают средства и едут разыскивать останки наших солдат, незахороненных… А работы им предстоит! Возьмем даже ржевскую операцию — погибло свыше двух миллионов, а на обелисках только миллион четыреста тысяч имен. Семьсот тысяч еще лежат по болотам и по лесам. Это те самые безвозвратные потери… Сталин когда-то сказал — семь миллионов. Никита Сергеевич добавил до десяти. Потом у Леонида Ильича появилось двадцать. Вот масштабы! Поэтому я считаю, что должна быть правда. У нас какой подход? Сначала возмущенно встречать попытки разобраться в событиях, потом молчать, потом — отказываться.
Так было у нас с Павликом Морозовым, я много писал на эту тему. С Николаем Ивановичем Кузнецовым, в этом году 29 июля ему исполнилось бы 90 лет. А «Молодая гвардия»? Пишут и переписывают, вместо того, чтобы использовать огромный фонд документов. Да, они ранее были засекречены, но сейчас-то все эти документы открыты, они на государственном хранении. По известному указу Б.Н. Eльцина от сентября 1991 года мы отдали на государственное хранение фильтрационные дела всех пленных по территории Тюменской области. Там все показано. И вместо того, чтобы объективно показать по-новому эту историю, в лучшем случае — умолчание.
(Окончание следует)
***
фото: