Дружба с тополями-«мушкетерами»
Когда токсиколога Ирину Чайковскую выбрали почетным гражданином Тюмени, для нее это стало полной неожиданностью, хотя, конечно, приятной.
Она до сих пор считает, что это звание — заслуга всех коллег, с которыми она работала во время пандемии. О том, как было тяжело, вспоминает до сих пор. Например, некоторые после смены выходили и просто ложились, не могли встать — настолько сильной была усталость. Накануне 437-го дня рождения Тюмени нам хотелось поговорить с Ириной Чайковской об ее самых ярких моментах, связанных с городом.
Мама ее родом из Тюмени, здесь жила бабушка, детство проводила в Тюмени. А жила в Салехарде. Первые воспоминания из шестидесятых годов, когда прилетала из Салехарда: Тюмень казалась огромным красивым городом — а Салехард тогда был почти деревней. Тут были многоэтажные дома, светящаяся реклама и городской сад. Но когда Ирина переехала сюда, поступив в институт, город все еще был очень неблагоустроенный, очень грязный. Возле всех, как сейчас бы сказали, офисов стояли железные корыта, и в них мокли палки с намотанной на них тканью, чтобы можно было обмыть грязь с сапог и не тащить ее внутрь. Но тем не менее я уже тогда любила этот город, говорит Ирина Леонидовна, потому что это город юности, здесь было много всего интересного, а главное — люди.
— А как она изменилась, что можно сказать, сравнивая ту Тюмень с сегодняшней?
— Eсть старая Тюмень, которую я безумно люблю, та деревянная Тюмень. Бабушка моя жила в центре на улице Свердлова в деревянном доме. И вот это просто с восторгом вспоминаю. Это было недалеко от кинотеатра «Победа», которого сейчас уже нет, недалеко от Масловского взвоза. Там мое детство прошло, мы все обегали босыми ногами с друзьями. Я очень любила улицу Комсомольскую, мощенную булыжником, и она тогда была тупиковая, по ней не ходили машины, что тоже очень важно. И мы на этой улице бегали, и там, уже к улице Дзержинского ближе, были могучие, огромные тополя, которым мы давали имена. Например, были у нас тополя с именами главных героев «Трех мушкетеров».
— Я читала, что насчет своей профессии, медицины, вы определились еще с детства, это правда?
— Это правда, я всегда знала, что буду врачом. А потом, когда в старших классах всякие бредовые мысли стали появляться, их очень грамотно отсекал папа.
— Актрисой, певицей?
— Нет, я неплохо писала и хотела быть журналистом, хотела ехать в Ленинград — поступать на журналистику. Считала, что я буду журналистом-международником, буду ездить по всему миру. Eще я хотела быть археологом и очень переживала, что Генрих Шлиман уже открыл Трою, и не знала, что бы мне открыть. Меня мотало из стороны в сторону. И папа мне всегда говорил, что медицина всегда нужна, что она вечна, подсовывал мне нужные книжки почитать. И в итоге я утвердилась в мысли, что я хочу быть врачом, поступила в мединститут в 1976 году, стала врачом и не пожалела об этом.
— А как случилось, что вы заинтересовались токсикологией?
— Я собиралась быть эндокринологом, и у меня научные работы были посвящены сахарному диабету, я была председателем терапевтического научного общества. И, в общем, я твердо считала, что буду эндокринологом. И я закончила ординатуру, это был 1984 год, в то время я не могла устроиться эндокринологом, потому что должны были только открыть эндокринологический центр. И туда меня загодя брали, но мне надо было временно где-то поработать. И Владимир Александрович Васильев, с которым мы вместе играли в КВН во время моей учебы в ординатуре, сказал мне: «Ну иди у нас поработай в токсикологии». И я туда пришла на три месяца. Когда у меня спрашивали: «Когда ты в отпуск хочешь пойти?», я говорила: «Ой, не обращайте на меня внимание, я в мае от вас уже уйду». А потом… Ну, во-первых, мне очень польстило, что Васильев принципиально не брал женщин, там работали одни мужчины, он считал, что женщины не так подходят. Я у них проработала с января по май, и он меня уже и одну оставлял, я справлялась с работой. И когда он сказал, что никуда меня не отпустит, я поняла, что я и сама никуда не пойду. Это была очень яркая личность, вот должна быть у наставника божья искра, которая может зажечь в ком-то еще свет. По крайней мере, уверенность в том, что это дело нужное и интересное. И я осталась в токсикологии и после этого так никуда и не смогла уйти. Наверное, потому, что, как сказал уже один из моих учеников, молодой мальчик, «мы всегда на острие ножа, острие атаки».
***
фото: Ирина Чайковская