Окружение
Это слово есть во всех переданных в сентябре 1991 года Управлением КГБ по Тюменской области на государственное хранение фильтрационных делах на тюменцев, попавших в 1941-1945 годах в немецкий, финский и румынский плен.
«Нас окружили…»
Сталинская военная доктрина признавала окружение только для противника. Для себя подобный вариант развития событий на полях сражений отрицали на корню. «Eсли завтра война, если завтра в поход…», то только наступление, да к тому же на чужой территории.
«Советские люди любят воевать»,- заявлял на XVIII съезде ВКП(б) нарком обороны Ворошилов. «Красноармейцы в плен не сдаются», -не уставал повторять Сталин.
Eще как сдавались. В июле 1941-го в котле под Минском немцами взято в плен 329 тысяч советских солдат и офицеров. В августе того же года: под Рославлем — 38 тысяч, под Смоленском — 310 тысяч, под Ума-нью — 103 тысячи, под Гомелем -78 тысяч. Итого, только за один месяц — 529 тысяч. В сентябре 1941-го положение еще хуже: под Киевом в плену оказалось около 665 тысяч воинов Красной Армии. В октябре у Азовского моря пленено 100 тысяч человек. В том же месяце под Вязьмой — 663 тысячи. За первые шесть месяцев войны в плен попало 3 миллиона 355 тысяч советских военнослужащих.
В мае следующего года на Керченском полуострове немцами захвачено 150 тысяч наших бойцов и командиров. Под Харьковом — 240 тысяч. В июне под Миллерово и Ростовом в плену оказалось 88700 человек. В июле при падении Севастополя в немецкий и румынский плен сдались 100 тысяч…
Eсли верить немецким документам, в 1941-1945 годах на Восточном фронте было взято в плен 5 миллионов 754 тысячи советских военнослужащих.
Ранее советский, а ныне российский Генеральный штаб считает, что в плену оказалось 4 миллиона 559 тысяч наших солдат и офицеров.
Массовое пленение было основной причиной огромных потерь Красной Армии, насчитывавшей к началу войны 198 стрелковых, 13 кавалерийских, 61 танковую, 31 моторизованную дивизии, 16 воздушно-десантных и 10 противотанковых бригад.
«Типовая схема» разгрома и исчезновения воинской части Красной Армии, как это видно из показаний военнопленных, воспоминаний, книг и документов, была следующей.
Пункт первый. Раздавался истошный вопль: «Нас окружили!». Писатель-фронтовик Астафьев вспоминал: «… но одно-единственное, редкое, почти не употребляемое в мирной жизни, роковое слово правило несметными табунами людей, бегущих, бредущих, ползущих куда-то безо всяких приказов и правил…». Одним из самых распространенных источников паники и дезорганизации в таких условиях являлись, как правило, невооруженные, но многочисленные учреждения тыла.
«… Грозные признаки хаоса в тылу Юго-Западного фронта начали появляться 13-14 сентября 1941 года, — утверждал один из очевидцев. — Огромные массы войсковых, армейских и фронтовых транспортов, автомобильных и конных, госпиталей и лазаретов начали метаться; вначале они хлынули с юга на север и с севера на юг, а затем все устремились к району Пирятина, где и образовалась непроходимая толчея, явившаяся мишенью для немецких бомбардировщиков… Машины шли к Пирятину в пять рядов. Движение прекращалось лишь для того, чтобы сбросить в кювет машины, в которых убиты водители… Громоздкий аппарат штаба Юго-Западного фронта, оказавшийся в районе Пирятина, штабы двух армий — 5-й и 21-й, сгрудившиеся в этом же районе самые различные тыловые учреждения, бесчисленные автоколонны, закупорившие дороги, вся эта масса людей и техники, не прикрытая от противника, стала метаться в районе Пирятина в поисках переправы через реку Удай…».
Всего в ходе войны побывали в окружении 115 советских дивизий — стрелковых, кавалерийских, танковых.
Пункт второй. Потеря командира. Причины самые разные: погиб, ранен, уехал выяснять обстановку в вышестоящий штаб, застрелился… Но чаще — просто сбежал.
В книгу воспоминаний маршала Рокоссовского «Солдатский долг» не вошел такой эпизод: «… 24 июня (т.е. уже на третий день войны. —Авт.) в районе Клевани (150 км от границы) мы собрали много горе-воинов, среди которых оказалось и немало командиров. Большинство этих людей не имели оружия. К нашему стыду, все они, в том числе и командиры, спороли знаки различия. В одной из таких групп мое внимание привлек сидящий под сосной пожилой человек, по своему виду и манере держаться никак не похожий на солдата. С ним рядом сидела молоденькая санитарка. Обратившись к сидящим (никто не встал перед генералом. — Авт.), а их было не менее сотни человек, я приказал командирам подойти ко мне. Никто не тронулся. Повысив голос, я повторил приказ во второй, третий раз. Снова в ответ молчание и неподвижность. Тогда подойдя к пожилому «окруженцу», велел ему встать.
Затем спросил, в каком он звании. Слово «полковник» он выдавил из себя настолько равнодушно и вместе с тем с таким наглым вызовом, что его вид и тон буквально взорвали меня. Выхватив пистолет, я был готов пристрелить его тут же на месте…».
Вместо того чтобы в соответствии с воинскими уставами пресечь хаос и панику, навести порядок и организовать оборону, многие командиры, в том числе высокопоставленные, предпочли бросить своих подчиненных и мелкими фуппами или в одиночку отступать на восток.
Начальник 3-го отдела (т.е. контрразведки) 10-й армии доложил в Управление особых отделов НКВД СССР: «… 24 июня 1941 года (на второй день войны. — Авт.) прибывший в штаб КМГ (конно-механизированной группы. — Авт.) Западного фронта заместитель наркома обороны СССР маршал Кулик… приказал всем снять знаки различия, выбросить документы, затем переодеться в крестьянскую одежду и сам переоделся… Предлагал бросить оружие, а мне лично — ордена и документы…».
На допросе 29 июля 1945 года командовавший к началу войны 128-й стрелковой дивизией 11-й армии Прибалтийского особого военного округа генерал-майор Зотов показал: «… После того, как я растерял части своей дивизии, с группой штабных командиров направился в юго-восточном направлении, имея в виду перейти Неман и впоследствии соединиться с основными силами советских войск… Со мной оказались: комиссар дивизии — полковой комиссар Бердников, начальник артиллерии дивизии полковник Минин, лейтенанты Балалыкин, Попов и еще несколько человек… 29 июля 1941 года мы подошли к шоссе Минск-Радошковичи и в течение двух срок пытались пересечь его, но нам это не, удавалось, так как по шоссе непрерывно двигались немецкие войска. Не имея возможности укрыться и учитывая бесцельность сопротивления, я и мои спутники сдались в плен…».
За шесть месяцев 1941 года в плену оказалось 63 генерала. А всего за время войны — 80 генералов и комбригов, да двое остались на оккупированной немцами территории.
Велики и масштабы бесследного исчезновения командиров Красной Армии — за четыре года войны без вести пропали:
— 163 командира дивизии (бригады);
— 221 начальник штаба дивизии (бригады);
— 1114 командиров полков.
До настоящего времени неизвестны места захоронений 44 генералов Красной Армии. Это не считая 23 генералов, погибших в плену, и тех, кто был своими же расстрелян, как командующий Западным фронтом, Герой Советского Союза, генерал армии Павлов, или умер в советских тюрьмах и лагерях.
До каких же пределов должны были дойти хаос, паника и дезертирство, чтобы погибшие генералы оставались брошенными без приметы и следа!
Пункт третий. Кто-то из младших командиров или «бывалый» красноармеец, взявший на себя командование обезглавленной воинской частью, принимает решение — «идти куда глаза глядят». Бросив при этом оружие и по возможности переодевшись в гражданскую одежду. Все! Через несколько дней (или часов) бывшие батальон, полк, дивизия рассыпаются в прах.
«… В Городище перед рекой Многа колонна была остановлена огнем и танками противника, начался бой. Результатом этого боя было раздробление колонны штаба Юго-Западного фронта на мелкие группы и отход этих групп на восток в район Гадяч-Зеньков… На местах прорывов остались сотни грузовиков и легковых автомобилей. Люди в машинах были застигнуты огнем при попытке их покинуть и теперь высовывались из дверей сожженные, словно черные мумии. Вокруг автомашин лежали тысячи мертвых, в полях — части женских тел, раздавленных танками, обрывки формы генерала Красной Армии, который, очевидно, скрылся в гражданской одежде. Хотя ночи были уже холодными, днем теплое солнце сияло над полем, усеянным трупами, и последние дни казались мне кошмарным сном…».
«Как ни горько это признавать, — говорит историк Млечин, — Красной Армии часто не хватало атмосферы солдатского товарищества. Eго подорвала сталинская система привилегий. Исчезли доверие бойцов к командирам и командирская забота о бойцах. Мордобой стал обычным явлением. Не только офицеры били солдат, но и генералы били офицеров, а уж угрозы «расстреляю!» слышались постоянно».
Это одна из причин, по которым окруженные части и соединения Красной Армии в начале войны «… стремительно, за несколько суток, превращались в неуправляемые стада и сотнями тысяч сдавались в плен, хотя нередко попадали в кольцо с немалыми запасами вооружения, военной техники, боеприпасов, продовольствия… Часто военнослужащие (и командный состав в том числе) разыскивали в неразберихе своих командиров с целью сведения личных счетов…». А выдача в плену командиров, политработников, чекистов и евреев была распространенным явлением. Поэтому командный, политический и оперативный состав особых отделов НКВД, попав в окружение, спешил сорвать с петлиц звезды, ромбы, шпалы и кубари, нарукавные нашивки и шевроны, спрятать или выбросить награды и документы (у красноармейцев и младших командиров на фронте до конца 1942 года отсутствовали документы, удостоверяющие личность) и слиться с солдатской массой.
«Куда глаза глядят…»
По данным статистического сборника «Гриф секретности снят», составленного сотрудниками Генерального штаба Российской армии и опубликованного в 1993 году, за шесть месяцев 1941-го наши войска потеряли 20,5 тысячи танков, 17,9 тысяч боевых самолетов, 40600 орудий, 60500 минометов и 6290 тысяч единиц стрелкового оружия всех типов, т.е. винтовок, пулеметов, автоматов и револьверов.
Все эти пушки, танки, минометы, пулеметы и винтовки были потеряны в бою или брошены разбежавшимися кто куда бойцами и командирами Красной Армии.
По показаниям местных жителей, «… в конце июня 1941 года район шоссе Волковыск-Слоним был завален брошенными танками, сгоревшими автомашинами, разбитыми пушками так, что прямое и объездное движение на транспорте было невозможно… Колонны пленных достигали 10 км в длину…».
Уже к концу июля 1941-го поток военнопленных превысил возможности вермахта по их охране и содержанию. 25 июля был издан приказ генерал-квартирмейстера N 11/ 4590, в соответствии с которым началось массовое освобождение пленных украинцев, белорусов, прибалтов… За время действия этого приказа до 13 ноября 1941-го было распущено по домам 318 тысяч 770 бывших красноармейцев, главным образом украинцев — 227 тысяч 761 человек. Среди них были и тюменцы, назвавшиеся украинцами.
16 августа 1941 года Сталин подписал приказ Ставки Верховного главнокомандования N 270 «О случаях трусости и сдачи в плен и мерах по пресечению таких действий». Характерный стиль этого документа свидетельствует, по мнению историков, о том, что его текст диктовал сам Сталин. Вместе с ним свои подписи поставили маршалы Буденный, Ворошилов, Тимошенко, Шапошников и генерал армии Жуков.
Приказ был посвящен трем генералам: командующему 28-й армией генерал-лейтенанту Качалову, командиру 13-го стрелкового корпуса генерал-майору Кириллову и командующему 12-й армией генерал-майору Понеделину. Они командовали соединениями, которые были разгромлены.
Таким образом политическое и военное руководство советского государства завуалировано признало массовое пленение своих военнослужащих.
Приказ N 270, во многом определивший отношение к военнопленным на протяжении всей войны и в послевоенное время, заканчивался грозным предупреждением:
«1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров.
Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.
2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам.
Обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и, если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен, — уничтожать их всеми средствами — как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи.
Продолжение следует.