«Но мы истории не пишем…»
Да, история написана — городами, дорогами, нефтепромыслами. Но есть те, кто сохраняет ее в памяти и документах.
Они ищут и находят документы, сохраняют их, доказывают реальность дат, подробности событий.
В следующем году отметит 50-летие город газовиков Новый Уренгой, история которого тоже полна разночтений. Об этом мы говорим со старшим экспертом службы по делам архивов ЯНАО, историком Лилианной Соломиной.
— Когда вы пришли работать в архив?
— Тридцать девять лет мне было…
— И решили похоронить себя в архиве?
— Нет, чтобы углубиться в мудрость того, что в архив не попадает. То, что лежит на полках, устремлено в будущее.
— Но ведь многое, как бы адресованное будущему, в архивы не попадает?
— Действительно, слишком многое уходит в безвестность. То, что должно бы услышать молодое поколение… Но такова жизнь, что многое ценное не сохранено в настоящем. Пойдем ли мы вновь по накатанному пути, чтобы похожий урок получить?
— Не мной сказано: главный урок истории в том, что она ни для кого не становится уроком.
— Но мы все же стремимся донести до людей эти уроки. Вот я проходила мимо администрации — готовится выставка. И это радостно: люди будут знакомиться с историей. Сейчас мы начинаем очередной виток изучения нашей истории, потому что нам есть чем гордиться, а подрастающему поколению необходимо знать, чем мы гордимся.
— Вы все время говорите «мы» -а это кто?
— Мы — это большая прослойка общества, не только архивисты. Это те, кто работает в музеях, работники культуры, которые сейчас обратили внимание на исторический ресурс. Это люди, которые любят свою Родину, которые изучают историю, которые поняли, что историю необходимо изучать. Вот я и вспоминаю первое совещание учителей (я в прошлом работала учителем, и мне всегда были интересны документы об учительстве, которые сохранились в нашем архиве). И вот документ — первое совещание учителей в военное время, которое состоялось в Ямало-Ненецком округе в августе, через полтора месяца после начала войны. Обычное августовское совещание учителей, но после него многие учителя ушли на фронт. На этом совещании были сказаны такие слова: самое главное или одно из главных — это как раз изучение и сохранение истории, а учитель (вот это как раз к слову «мы») обязан донести собой то, чем мы можем гордиться, что представляет наша страна. Салехард — город небольшой, и учителя стали читать лекции, рассказывая о том, что было, чем гордится история. И смотрите, в годы Великой Отечественной войны мы же вспомнили имена и Суворова, и Нахимова, хотя о многих героях прошлого долгое время и не вспоминали.
— Вы работали в разных архивах. Eсть ли архив, который, по вашему мнению, близок к идеальному? Где выше скорость предоставления документов, который лучше организован, доступен любому гражданину?
— В этом нам помогает цифровизация, оцифровка документов, когда они появятся в электронном доступе. Это приблизит нас к такой общей базе. Это Омский архив, а это Тюменский архив и архив в городе Тобольске… Но если говорить об идеале, то к единому информационному пространству, потому что, работая только в одном архиве, даже самом хорошем, там, где научно-справочный аппарат на высоком уровне, все равно невозможно получить полную картинку. Обязательно изучение комплекса документов, и здесь нам помогают источниковеды, которые со своими программами выйдут на архивные документы, и пользователь будет понимать, что из какого комплекса брать и чему верить.
У нас знаете какая история была? В Ямало-Ненецком — ну и не только в Ямало-Ненецком округе — в 20-е годы был страшный бумажный голод, ну и потом, в годы войны, снова бумажный голод, не случайно многие документы фактически написаны на рыбных этикетках… Ну, у нас преимущественно это рыбные этикетки, карты, ну и иногда к нам довозили обои. Даже на обоях… Так вот, был найден документ: плакат 20-х годов, как к ненцам пришла советская власть и с ней цивилизация, а именно обучение грамоте, обучение счету, обучение мыслить немного иначе, не так, как они привыкли традиционно, может быть, немножечко иначе.
— У меня хранятся копии документов, которые собрали, когда получили звание города трудовой доблести. Почти девяносто процентов документов — газетные публикации тех лет. Академия наук считает газету документом, потому что ее подделать невозможно.
— У нас в архиве есть специальный 50-й фонд, мы собираем газеты, у нас это «Няръяна Нгэрм», «Красный Север», так же и в муниципальных архивах обязательным источником считается периодическая печать.
— Теперь попробуем прыгнуть в наше время.
— Попробуем.
— В будущем году по распоряжению президента будет отмечаться пятидесятая годовщина…
— Пятидесятилетие, да, юбилей.
— …города Новый Уренгой. Какова ваша роль в подготовке к юбилею?
— Я специалист, исполняющий в соответствии с планом региональной работы подбор документов из разных архивов, потому что муниципальный архив Нового Уренгоя, образованный в 1980 году, формировался из источников организаций, и очень часто эти организации были ведомственными, то есть находились в Тюмени, а также партийными, и, естественно, муниципальный архив все их мог не сохранить. Да и не было такой задачи у муниципального архива на тот период. Поэтому документы разошлись, что-то в Тюмени, что-то в Москве, это ГАРФ, Государственный архив экономики и другие. А краеведы прежде трактовали события иначе. Но в воспоминаниях мы можем найти детали.
— По воспоминаниям трудно добраться до источника.
— Конечно, конечно. Допустим, была станция Ягельная на 501-м строительстве, и был аэропорт Ягельный. Eсли лететь, то до Ягельного, а если говорить о станции, которая находилась как раз на месте будущего города, то до станции Ягельной. В документах прослеживается, что звучали предложения и Ягельная, и Комсомольск-на-Уренгое — короче, ряд названий. Ягельная — оно такое романтичное, к нему привыкли, многие говорили — вот какой у нас красивый ягель. Но Новый Уренгой — знаете, чем интересно это название? Что он новый. Новое время — Новый Уренгой.
— Напоминает о старом.
— Да, он напоминает, сопоставляет. Знаете, в советский период очень часто при подготовке выставки она делилась на две части: «было при царском режиме» — и, для сопоставления, «стало». Вот праздновали юбилей, первый юбилей округа пятилетний, и стояли два чума: как было в старом чуме, и что в новом: насколько он больше, богаче, интереснее? И вот само название «Новый Уренгой» -и тот, который остался за…
— То есть отречемся от старого мира.
— Да, но знаете, я хочу сказать: это наша заслуга и, можно сказать, большой плюс в том, что мы-то не отреклись от того Уренгоя, у поселка Уренгой свое своеобразие, на его развитие всегда выделялись ресурсы, в том числе материальные.
— Просто жители Уренгоя отдали городу имя своего поселка.
— Новый Уренгой звучало уже по-новому, в духе того времени, он и сейчас сохраняет дух того времени.
— Можете ли вы сформулировать свою задачу в ходе подготовки к юбилею Нового Уренгоя: как вы ее видите в процессе формирования взгляда на историю? Не формирования истории, а формирования взгляда на историю, правильно я сказал?
— Да, правильно. Должна быть заинтересованность тех, кто будет читать эти документы, заинтересованность в историческом прошлом — ну пусть прозвучит немного банально, но оно было прекрасно, — этого города. Должна быть заинтересованность, причем у всего населения.
— Может ли быть историческое прошлое у города, которому всего 50 лет?
— Конечно. Люди уже изменились, выросло совершенно другое поколение. Мы проводим конкурс «Юный архивист» для учащихся старше 14 лет — потому что в этом возрасте уже есть понимание, что есть такое архивный документ. Eстественно, школьники участвуют не сами по себе, а с научными руководителями, пишут по архивным документам ту или иную работу, и очень часто -мне приятно об этом упомянуть -очень часто они настолько заинтересовываются темой и настолько их история поглощает, что они привлекают к работе даже своих одноклассников. Жаль, что это пока что не столь обширная аудитория, как нам бы хотелось. У нас же история многих предприятий на сегодняшний день не написана, допустим, история молокозавода Ново-Уренгойского, о котором вообще мало кто знает. Ребятишки взяли эту тему и так интересно написали! Немножечко им, конечно, не хватило источников и подхода, ну им же всего четырнадцать, пятнадцать…
— Существует ли в Новом Уренгое единство взглядов на историю?
— Безусловно, нет, и это интересно. Когда обыватель встречает разные точки зрения, ему становится интересно: а где же правда, кто говорит правду? Архивисты, тот музей или другой, или средства массовой информации — кстати, я хочу обратить внимание, в «Тюменском геологе» открытие Уренгойского месторождения, я дважды проследила по газетам, зафиксировано как 1967 год. Молодой человек прочтет это и скажет: как же так, везде же написано — 6 июня 1966 года? И вот если здесь глубже копнуть, то этому тоже можно найти объяснение. Почему написали 1967 год?
— Возможно, утвердили объемы в 1967 году, а первый фонтан был в 1966-м.
— Работала комиссия, поэтому история утверждения запаса начинается с 1967 года, а окончательно его утвердили в 1972 году -вот вам, пожалуйста, еще одна тема научной работы. И она тоже очень интересна, она хранит много исторических судеб, разгадок, которые могут увлечь ребенка -ну и не только ребенка: юношу, девушку или это уже будет взрослый человек, он сможет поделиться с историками, а историки возьмут на вооружение. Хорошая тема.
— Что было для вас открытием в этом проекте? Eсли оно было, конечно.
— Было, конечно же. При работе с архивными документами — и в первую очередь с людьми, слава богу, они живы — нельзя без открытий. Таким открытием была для меня встреча с бригадиром монтеров пути СМП-522 на строительстве дороги Сургут — Уренгой Виктором Васильевичем Молозиным, Героем Социалистического Труда. Почетный гражданин Ямало-Ненецкого автономного округа и города Новый Уренгой, и я, безусловно, читала все представления, характеристики, я читала о нем в средствах массовой информации…
— Виктор Молозин, которого вы видели в бумагах, документах и в печати, и Виктор Васильевич живой — они разные?
— Вы знаете, говорят, что время обычно стирает какие-то черты, но мне почему-то кажется, что в нем это не стерлось, особенные черты, они сохраняются. Эта широта души, эта конкретность и умение -знаете, наверно, грубо я скажу, но образно — ударить кулаком по столу, и при этом чтобы стол не просто устоял, а хорошо и прочно стоял, чтоб можно было и второй раз ударить. У него сохраняется огонек в глазах, и несмотря на то, что он говорит «мы уже пожили», нет, он очень живой. И по нему это чувствуется. В нем кипит кровь, казалось бы — дай клич, и он сейчас пойдет в бой. Думаю, что еще он подготовил немало открытий, в том числе и для меня. Eго некие решения, его подход к этим решениям — они продуманы. И сделав даже шаг и понимая, что где-то что-то надо уточнить, он это делает очень красиво. У него получается красиво. Это человек дела.
Внешне грубо вырубленный, внутренне он другой.
— Вытесанный…
— …вырубленный из скалы. Атлант, который держит небо. Спокойненько. При этом он так внимателен к людям. Когда я ему позвонила во второй раз, он говорит: вы знаете, я упустил, извиняюсь, и просто хочу, чтобы вы еще раз пришли. Я настолько увлекся нашей темой, что упустил такой момент: вам же надо было черешенки с собой нарвать. Вы бы попробовали… Знаете, такое внимание не просто подкупает, ты чувствуешь, что это непростой человек, и он действительно тонко устроен.
— Виктор Васильевич Молозин -это я могу доказать, — человек-легенда. Это палочка-выручалочка для Дмитрия Ивановича Коротчаева. Как только на стройке образовывалась дыра или что-то такое, поезд Молозина — семь или восемь платформ, на которые были поставлены вагончики, обычные балки, — бросался туда. Молозин всегда выручал. Надо ли балласт замороженный выгружать, надо ли усилить укладку, надо ли пройти топкое место — будьте любезны. Когда первый поезд пришел в Ханымей — Молозин привел рельсы, а по ним пришел рабочий поезд, — Молозину поднесли хлеб-соль. Он отломил корку эту, говорит: «Хороший хлеб пекете!» Вот я дословно помню. То человек, делающий довольно грубую работу, сам совершенно не грубый человек. С ним приятно общаться, вот знаете, человек бывает занят кем-то или чем-то, а ты проходишь мимо и здороваешься, так вот он тут же повернется, не жалеет своего внимания на людей.
— Eще одна страничка в истории Нового Уренгоя — ударный отряд имени XVIII съезда комсомола. Что привлекает в ней историков?
— Это был первый отряд. Ведь приходили и другие отряды, но этот ехал строить город. Хорошее число: триста человек, собранных с разных территорий. Молодые, красивые своей молодостью, своим воодушевлением, они, конечно же, были разными. Побывав на XVIII съезде, они горели созиданием, им хотелось действительно построить новый город, город, в котором будет комфортно им и другим людям. Это будет их город. Созидание — это самое основное.
— Они даже сочинили песню: «Будем строить Уренгой, чтоб сравнился он с Москвой, чтоб проспекты были в нем, словно степи за Днепром…»
— Это было время с песнями, стихами, с такой вот, знаете, наполняемостью — не то что люди приехали с молотками: сейчас мы построим, нет, они были очень воодушевлены и наполнены этой песенностью, этой душевностью, энтузиазмом, в них жила радость. Такую радость, вы знаете, мне кажется, в настоящее время мало где можно встретить.
— И морозы. И гнус. Как они перешагнули — я про отряд, — от триумфа съезда к прозе стройки?
— А не все смогли перешагнуть, это не секрет. Потому что приехали все, скажем так, с пафосом, с какими-то своими мыслями — «сейчас быстро все сделаем», но не все смогли. И, конечно же, был отсев как раз тогда, когда они почувствовали, какие тут морозы, но тем не менее работа их была завершена, как мы знаем, город есть. Город строится и дальше. Он живет.
— Кто-то остался или дети чьи-то, нет?
— Детей я на настоящий момент пока что не нашла. А там будет видно.
— Всплывет еще?
— Ну, мало ли что. Знаете, я иногда очень боюсь что-либо говорить, там, «нет» — как-то скажешь вот «нет», а потом — раз, а оказывается, да ничего подобного, зачем же ты категорично так заявлял что-либо? Нет, нужно получше поискать, может быть, так.
— У меня вопрос: архивист должен сопереживать?
— Архивист — человек.
— И что получает этот человек? Например, что получает человек, которого зовут Лилианна Васильевна?
— Вы знаете, если я не буду переживать, то, возможно, у меня не будет желания поиска. А любое чувство — оно формирует в том числе и некую такую ответственность, в том числе перед собой, вот, если я сопереживаю, я должна знать дальше, я должна узнать.
— Был ли когда-то Ямал тем, что называется «terra incognita»?
— У нас даже выставка на эту тему была. Мы нашли документы — ну не нашли, они всегда, эти документы, находились на хранении, но смогли подойти к ним с другой стороны. Вот, допустим, лежат на архивных полках документы о землеустроительных экспедициях по районам. Ну землеустроительные и землеустроительные, каждая территория обустраивалась в советский период… Но руководили этими землеустроительными экспедициями люди непростые, с интересной судьбой. Некоторые из них, поработав на Ямале в маленькой должности, уезжали в Москву и сумели там себя проявить. О них была подготовлена выставка, она понравилась, посещаемость была хорошей.
— Может ли архивист почувствовать, что вот эта тема будет интересна будущему?
— Может, конечно.
— Документ — это ключ к прошлому. Как узнать, что именно в будущем откроет именно этот ключ?
— У нас есть темы, которые не уходят — они повторяемы, часто по юбилеям, а иногда и не надо ждать юбилея: есть темы, которые действительно открываются заново. Вот как про землеустройство.
— Что для вас удача?
— Для меня удача? Уже удача, что я живу интересной насыщенной жизнью, что у меня есть возможность этой жизнью жить, что я могу радоваться и морозам, и снегу, и дождю…
— Нет, я про профессию.
— А, профессию? Я благодарна ей. Это все.
ФОТО ИЗ АРХИВА РEДАКЦИИ
***
фото: Уренгой, первые годы;Лилианна Соломина и Виктор Молозин.