В тихой мастерской живет искусство
Мастерская художника Сергея Шаповала находится в самом центре Тюмени. Здесь никогда не бывает пусто. Сюда приходят молодые фотографы, студенты. Поговорить, посоветоваться, зарядиться вдохновением.
Не знаю, почему так происходит. У этого помещения определенно есть душа. Здесь по-особенному падает свет, по-особенному вкусный получается кофе. Отсюда не хочется уходить.
На столах лежат много разных предметов. Новых, старых и очень старых. Откуда они здесь взялись и зачем — не известно, наверное, и самому Сергею. Эти вещи покрыты толстым слоем пыли и, кажется, сами утомились от бессмысленной траты времени.
Полосатая кошка Рыся аккуратно идет по подоконнику, лапкой проверяет поверхность — как бы не столкнуть что-нибудь ненароком! В комнату падает яркий солнечный свет, на полу отпечатываются причудливые тени.
— Что это? — спрашиваю я.
— Это бардак. Творческий беспорядок, — говорит Сергей Вячеславович, отряхивая ладони.
Мастерская досталась ему семь лет назад от художника-монументалиста Генриха Засекина. Тот работал здесь 12 лет и оставил новому хозяину в наследство пожелтевшие стены, облупившуюся штукатурку и множество безделушек, которые очень художественно висят на стене.
В этом маленьком музее есть все: от подводной маски до медицинского стетоскопа.
… Шаповал ставит на плиту турку, и по комнате расплывается ароматный запах кофе. Рыся садится на стул и пристально смотрит на меня, обнюхивает. Кошка попала в эти апартаменты случайно — увязалась за сыном художника. Решили оставить — пусть живет, не мешает работе, и ладно. Но со временем Рыся почувствовала себя здесь хозяйкой и словно впитала в себя атмосферу мастерской. Незваных гостей, вроде меня, она изучает.
— Люблю эту кошку. Она — хорошая. Художественная кошка! Потом мы узнали, что она сбежала от соседей с третьего этажа, -вспоминает Сергей.
— Почему же она художественная? — интересуюсь я.
— Потому что культурная очень. Вот мы общаемся с кем-нибудь, а она сядет и внимательно слушает, гипнотизирует что ли.
Темный кофе выливается через край и недовольно шипит на раскаленной плите. Сергей наливает бодрящий напиток в кружки и закидывает ноги на табурет.
— Генрих Прокопьевич — тот, кто раньше здесь работал, — многое оставил нашему городу. Он делал большие настенные панно на зданиях. Его работы можно увидеть на улицах Максима Горького, 50 лет Октября. Сейчас в стиле граффито уже никто не работает. Это древняя техника, но вряд ли она вернется. Нет такой тенденции.
— А какая сейчас тенденция? -спрашиваю я.
— Поставить баннер, чтобы можно было листать, менять, красоваться. Все хотят шоу, праздника. Народ у нас к традиционной культуре не тянется. Народ, конечно, водят в музеи, картинные галереи — и хорошо, что водят. Но еще есть такие люди, которые ни разу не были в галерее. Да, такие есть! Когда им рассказываешь о живописи, фотографии, они изумляются. Кафе и бульвары надоедают, а фантазия дремлет и не подсказывает, куда еще можно податься, -повышая голос, рассуждает Сергей Вячеславович.
— А к искусству, культуре можно людей приучить?
— Приучить — можно. Только систематически заниматься этим надо. В один и тот же музей хотя бы раз в год ходить со своим ребенком. Десять походов сыграют свою роль. А у нас как? Люди на выходных выстраиваются в очередь на карусели.
Шаповал закуривает сигарету, дым волнами растекается по комнате. Художник задумчиво смотрит в кружку кофе, вздыхает. Мы затронули, пожалуй, самую больную для него тему. Тему культуры, музеев, галерей и развития тюменской живописи.
Сергей называет имена своих знакомых, которые уехали за границу и стали успешно там работать. Но сам он из Тюмени уезжать никогда не думал. Он искренне любит этот город — как художник, как фотограф, как человек.
Мой собеседник поднимает брови и грустно улыбается. Вспоминает, как первый раз приехал в Тюмень из Москвы вместе с женой. Это был 1988 год. Тогда Сергея поразил исторический центр -Старое Городище. Когда в 1994-м он перебрался сюда окончательно, эти любимые места стали потихоньку исчезать. В поисках новых красивых мест долго бродил по узким городским улицам. Фотографировал, запоминал. Эти образы приносил с собой в мастерскую. Потом из них рождались новые сюжеты, фигуры, очертания.
Шаповал начал заниматься резьбой по кости и дереву с 2000 года. Декоративно-прикладному искусству нигде не учился, но руки и глаза как будто сами вели его к созданию скульптур. До сих пор в кладовке художника лежит целый мешок коровьих костей, которые потом превращаются в женские заколки, гребешки, рукоятки для ножей.
Сергей Вячеславович аккуратно открывает картонную коробочку и выставляет на стол последние свои творения. Его взгляд меняется, наполняется любовью и каким-то сладким спокойствием.
— Это вишня. Из Чехии привез. Люблю делать вот такие легкие женские фигуры, портреты. А это мой любимый ангел. Он среди всех смотрится особняком… Благородных костей здесь нет. Благородную кость жалко, — чуть ли не шепотом рассказывает художник. — В голове столько всего, что хочется сделать. Ты не поверишь… Я за эти 12 лет сделал много. Но мог бы еще больше. Я еще не создал ничего знаменательного, того, что могло бы попасть в историю искусства. Я — ремесленник. Надо знать свое место в этом мире!
Рыся снова садится рядом с нами, равнодушно разглядывает скульптуры. Она видела их не раз. Наблюдала за их рождением. Рыся давно не пугается шума технической бормашины, которой художник наносит узоры на кость и дерево.
Она ложится на стул и тихонько сопит. От меня отступилась — привыкла, наверное.
Настенные часы пробили восемь часов вечера. Солнечная тропинка уплывает из мастерской. Нам пора идти, а художнику — снова браться за инструменты. Надо успевать работать, пока комната полна света.
***
фото: Сергей Шаповал;Те самые фигурки из картонной коробки;Кошка Рыся свернулась клубочком — очень художественно.