История, неподвластная времени
Над путепроводом по улице Мельникайте висит туман, в воздухе витает запах осени и раннего утра.
Внизу проходит поезд, стучат колеса, слышу гудок. Поезд вильнул темно-зеленым хвостом и исчез в тумане. Я смотрю в небо – оно серое, затянутое. Природа еще не проснулась, а машины уже ползут на виадук, создают первую пробку. Водители высовываются из окон и ругаются: «Чертова Мельникайте! Да разве можно по тебе нормально ехать?». Я гляжу сквозь туман. «Действительно, как можно ехать по Мельникайте, идти по ней? А знают ли они, кто такая Мельникайте?»…
1.
Марите Мельникайте родилась в 1923 году в литовской семье. С семи лет пасла скот, помогала родителям. Когда в 1940-м в Литву пришла советская власть, Марите получила возможность учиться. И поступила в вечернюю школу, сразу в четвертый класс. В этом же году девочка стала членом ВЛКСМ, занялась общественной работой.
Но, когда в 1941-м началась Великая Отечественная война, всех комсомольцев из Литвы отправили на восток. Так Марите прибыла в Тюмень. Здесь начала трудиться в лесном хозяйстве, позднее на заводской стройке. Вскоре девушку отправляют на завод «Механик», где изготавливали мины и снаряды. Комсомольское собрание единогласно выбирает Мельникайте в цеховой комитет комсомола. Но Марите рвется на фронт. Девушка хочет сражаться с врагами. Не то это желание славы, не то чувство патриотизма, но своего она добилась. Однако, прежде чем оказалась на фронте, прошла партизанскую школу в г. Балахна Горьковской области. В школе ребят обучили военному делу, они стали минерами-подрывниками.
В 1943 году Марите в числе тридцати шести юношей и девушек переправили в Литву, в партизанский отряд. В мае она тайно встретилась с матерью – Антониной Илларионовной в доме партизана Василия Атаева. Дочь пообещала, что вскоре вернется домой – с победой, но…
Летом 43-го отряд вместе с Мельникайте попал в засаду. Бой с фашистами – неравный. Партизаны сражаются до последнего патрона, но когда Марите понимает, что помощи нет – решает взорвать себя и гитлеровцев. Брошенная ею граната не взрывается… Фашисты берут девушку в плен, пытают: жгут каленым железом, избивают…
Мельникайте врагам ничего не сказала, Родину не предала. Фашисты казнили ее, повесив…
Звание Героя Советского Союза ей было присвоено посмертно.
2.
Туман рассеивается, да и пробка тает. Я спускаюсь вниз по мосту и вспоминаю недавний разговор. Он похож на древнюю рукопись, расшифрованную для меня Полиной Никаноровной Переваловой. Когда-то она работала вместе с Марите на заводе – Перевалова в литейном цехе N 2, Марите – в токарном.
Перевалова, обращаясь в 40-е, говорит:
– Дружить мы с Марите не дружили, но с фронта я ее ждала. Помню, как уходила она – плакала очень. Говорю: Марите, брось ты это все. А она, упертая такая: пойду Родину защищать.
– Полина Никаноровна, а какая была она?
– Среднего роста, стройная… Кудряшки у нее были, не знаю уж – завивалась она или свои. Помню Марите, как сейчас, в сером платье, и брошка на груди большая, круглая. Приходит ко мне и говорит: мол, мать ей совсем не пишет, а встретиться с мамой уж очень хочется. Так они, вроде, и не увиделись… Ушла Мельникайте на фронт, прежде где-то на подрывника проучилась. А там у нее даже свой отряд был, партизанский. Мальчишек человек семь-восемь, и она – у них главная. Рельсы они взрывали. И, кажется, июль был 43-го, отправился ее отряд на задание. Но немцы их выследили. Всех, кроме Марите, расстреляли, а ее пытали. Знаю, что 13 июля немцы повесили Марите на дереве… А в Тюмени вдруг у завода, где мы работали, да и в других местах, фотографии ее появились. Все поняли – Мельникайте не стало…
Перевалова задумалась, потом снова вспомнила про завод, на который пришла работать с пятнадцати лет. Говорит, что на фронт не рвалась, ведь совсем мала была, а вот Марите старше, да и активистка небывалая, везде ей надо участвовать.
– Я жила в общежитии от нашего завода на улице Мельничной, а Мельникайте – на частной квартире. Женщина ее одна добрая приголубила, вот и жила она отдельно. Часто я к ней в гости приходила, а Марите все говорит: «Не мой это город, чужая я здесь».
– А барельеф-то вы видели на улице Мельникайте? Похожа Марите на себя?
– Нет. Не похожа… Помню, ей шинель выдали, а на дворе лето – жарко. Приходит она как-то и снимает эту шинель, бросает. И все плачет, плачет, – говорит Перевалова, часто жестикулируя. Глаза ее вдруг погрустнели: – Она ведь от фашистов в кустах пряталась, и все равно нашли…
Полина Никаноровна – энергичная, эмоциональная, глаза горят вопросительным огоньком, пытается представить барельеф. Говорит, что он из чугуна, Мельникайте там держит автомат, и не шинель на ней, а нечто похожее на платье…
Я подхожу к барельефу, присматриваюсь. Марите Мельникайте, недвижимая и немая, о себе ничего поведать не может. Но должен же быть человек – автор этого барельефа? Он-то наверняка может рассказать, почему именно так решил изобразить героиню-партизанку и что чувствовал, создавая ее образ…
Окончание следует.
***
фото: улица Мельникайте;Полина Перевалова