Русские в Харбине
Старшему поколению харбинцев посвящается этот рассказ Встреча
Прошло почти 45 лет с момента отъезда моих родителей из Китая, многое изменилось с того времени в моей жизни, в жизни близких мне людей, многие события забылись. Но годы, проведенные в милом моему сердцу Харбине («восточном Париже» -как его тогда называли), останутся в памяти навсегда. Из детских воспоминаний тех лет почему-то отчетливо сохранился образ одинокого китайского рыбака, сидящего на подтопленной рекой дамбе. Как сейчас, закрыв глаза, вижу эту картину: не переставая льет дождь, а он все сидит, согнувшись, и ловит рыбу…
В тот год мама (она работала заведующей здравпунктом на Харбинском вагоноремонтном заводе КВЖД) устроила меня в летний лагерь, по заводской путевке. Лагерь располагался в живописном месте, на берегу реки Сунгари. Мы, ребята, жили в просторных одноэтажных деревянных домиках. Время было веселое. Мы целыми днями купались на Сунгари, загорали, ловили рыбу, играли в футбол, теннис, другие игры, словом, отдыхали на «полную катушку». Так продолжалось недели две. А потом зарядили дожди, и все сидели в своих домиках.
Домик, в котором жил я, был крайним. Он стоял у самой ограды лагеря, и из него открывался удивительно красивый вид на Сунгари. Перед лагерем стояла песчаная дамба, ее успели насыпать в период предыдущего наводнения. Но мое внимание привлекала не сама дамба. Каждое утро на нее приходил один пожилой китаец и, не спеша размотав удочки, принимался за ловлю рыбы. Я наблюдал за ним и за его действиями с огромным вниманием и интересом. Было что-то забавное в движениях старика, какой приходил, как устраивался на месте и т.д. И вот как-то утром, после завтрака, когда ребята разошлись по своим делам, я выпросил у соседа плащ, нахлобучил кепку и потихоньку улизнул из лагеря. В дальнем углу забора была дыра: кто-то вытащил две нижних доски, и получилась превосходная лазейка, которой я и воспользовался. Конечно, я пошел прямиком к дамбе. В это время дождь, как назло, усилился, и я увидел, что вода почти достигла верхнего уровня дамбы. Я подошел к китайцу, поздоровался с ним и спросил про рыбалку. Он молча кивнул на корзину, сплетенную из лозы. В ней уже лежали два крупных сазана и два небольших сома.
Я присел на корточки рядом с ним. Любопытство мое возросло. У рыбака были три закидушки с колокольчиками, каждая метров на 25-30. Он очень ловко управлялся с ними. Сами снасти были простой конструкции. На каждой закидушке — плоское грузило и два крючка с толстыми дождевыми червями, которые служили хорошей наживкой. Но, конечно, большее впечатление произвел на меня сам рыбак. Это был китаец лет 60-65, среднего роста, худощавый, с почерневшим от солнца лицом. Одежда его состояла из синего ватника и резиновых сапог, на голове была потертая соломенная шляпа с широкими полями. А на спину он себе накинул свернутый углом старый плащ. Получалось вроде бы очень ловко. Вода стекала с него тонкими струйками, но, как мне тогда казалось, плащ не до конца защищал его от дождя, и старик немного подрагивал от утреннего холода и проникшей влаги. Однако он терпеливо сидел и старался не обращать на это внимания. За полчаса, которые я провел с ним, китаец поймал крупного сазана весом около килограмма и небольшую касатку. Всю рыбу аккуратно складывал в корзину, а сверху бережно прикрывал ее соломенной циновкой. Движения его были скупы, но точны до невероятности. Когда старик поймал касатку, — она была небольшого размера, — то как-то жалостливо посмотрел сначала на нее, потом на меня, словно хотел ее отпустить. Но потом вздохнул, что-то буркнул себе под нос и положил в корзину. Вскоре я попрощался с ним и пошел обратно в лагерь. Благополучно пролез в лазейку и был опять с ребятами.
На следующий день снова пошел дождь. Река на глазах разливалась половодьем. Я выглянул в окно, было около шести часов утра. Китаец уже был на своем месте. Мне показалось, что за ночь вода значительно прибыла. Я опять через лазейку в заборе выскользнул из лагеря. Все было так же, как и вчера. Поздоровавшись с ним, я присел рядом. Внезапно тихонько зазвенел колокольчик на крайней закидушке, леска натянулась, и китаец, привстав, взял ее в руки, слегка подсек и начал осторожно вытаскивать. Поймался приличный сазан, где-то на полкилограмма. Он удачно «вывел» его на дамбу, вынул крючок и бросил сазана в корзину. А мне снова нужно было возвращаться в лагерь, скоро должен быть подъем. Между тем дождь все лил и лил, не переставая. На линейке нам сказали, что возникает угроза прорыва дамбы и затопления лагеря. Руководство лагеря решило заказать катер, поэтому завтра мы должны были уже вернуться домой. На следующий день я проспал, меня разбудил сосед по койке. Он сказал, что нужно быстро идти в столовую завтракать, а потом — на пристань. Было около восьми часов утра. Я посмотрел в окно. От дамбы оставалась узкая полоска, несколько сантиметров. Вокруг плескались воды Сунгари. А китаец-рыбак все так же сидел, согнувшись, у самой кромки воды.
Вскоре нам объявили о прибытии катера. Лагерь срочно эвакуировался. Все куда-то бежали, что-то несли. Среди всеобщей сутолоки я не знал, куда себя девать. Наконец, все вещи были собраны, упакованы, даны последние наставления. Через некоторое время, уже выезжая с ребятами на катере, я оглянулся. Одинокая фигурка рыбака темнела вдалеке, стало вдруг отчего-то грустно, и я мысленно пожелав старику удачи, попрощался с ним.