Хроники участкового терапевта-6
Незаметно наступил сентябрь, а с ним и второй год, как мои хроники участкового терапевта превратились в хроники семейного врача. Не то чтобы это была большая перемена в моей жизни: я все так же тружусь на своем участке.
При необходимости я подменяю хирурга, ушедшего в отпуск, болеющего лора и других отсутствующих специалистов. И все равно ощущаю свою докторскую «семейность»: за три года на одном участке все прикрепленное ко мне население было мною хорошо изучено, и семьи — с уже взрослыми, но все равно детьми -активно меня посещают. Иногда всем скопом. Берут три талончика на соседнее время и заваливаются в кабинет втроем. Мы, мол, на прививку от гриппа, только папе надо четырехкомпонентную, а то у него сердце, а еще измерьте маме давление — она все лето копалась в огороде, а про тонометр забыла.
В других семьях все члены самостоятельны — на понедельник записана мама, на среду папа, на четверг дочка, и ни разу я их не видела вместе, хотя в их родственных связях сомневаться не приходится. Иногда я ошибочно принимаю за родственников соседей -особенно это касается старых домов, где люди живут десятилетиями. Вот две бабушки, фамилии разные, ну а что ж? Обе замужем или вдовы. Недавно спросила у Аллы Петровны, как поживает ее сестра, та очень удивилась. Соседки мы, вот уже полвека рядом живем.
Чаще, конечно, бывает наоборот. Вот бабушки Пушкина и Сушкина постоянно жалуются друг на друга. Пушкина постоянно критикует Сушкину за все подряд. Сушкина же терроризирует Пушкину жалобами на плохое самочувствие или выпрашивает у нее блистер снотворного, которое выпилось быстрее положенного, а новый рецепт я не даю до конца месяца. Бабушки имеют диаметрально противоположные взгляды на политику, постоянно ссорятся и жалуются на это мне.
…Подхожу к поликлинике с утра. Передо мной ковыляют мои три мушкетера — Ложкины, которых я вчера по телефону пригласила на диспансеризацию. Они организованные, встали и пошли. Сыновьям Вите и Мише за шестьдесят, Анатолию Степанычу в следующем году девяносто пять. Женщин в их семье не водится, и они заботятся друг о друге как умеют. А я забочусь о них. К сожалению, недавно Анатолий Степаныч сломал шейку бедра, пришлось его госпитализировать. В последнее время с моими старичками это происходит массово, из-за чего я сильно огорчаюсь. Не из-за самого перелома — а из-за того, что происходит после. Увы, кости в таком возрасте срастаются плохо и очень долго, за протезирование сустава травматологи не берутся из-за сопутствующей патологии, а пациенты, будучи обездвиженными, угасают очень быстро. Вот, например, в апреле поступил вызов: какая-то Татьяна Николаевна 1922 года рождения, кашель. Я решила, что это ошибка: столетняя бабушка на моем участке, которую я не знаю — невозможно! Наверное, это новорожденный ребеночек, такие ошибки бывают часто. Прихожу, а дверь мне открывает бодрая бабуська и, видя мое удивление, восклицает: а вы что, думали, что я какая-то рухлядь? Да я сама за молоком в магазин хожу! И в школы на патриотические встречи ко дню Победы! У меня даже соцработника нет! И вас не вызываю, потому что я здоровая! Татьяна Николаевна прошла войну медсестрой, после войны получила высшее образование и работала аж до девяноста лет.
Но теперь у нее есть соцработник. И сиделка. И специальная кровать, и памперсы. Потому что на вечеринке по случаю своего сто первого дня рождения она упала и сломала злосчастную шейку бедра. Я стала ходить к ней раз в неделю и замечать, как плохо она стала разговаривать, потом перестала просыпаться и реагировать на мои вопросы. А я так и не успела расспросить ее про войну. Все думала: в следующий раз.
Теперь я всегда радуюсь, когда вижу, как топает пожилая чета Смирновых в магазин за хлебом. Улыбаюсь, машу им ручкой. Все-таки движение — жизнь.