Тюмень Владислава Крапивина
Наверное, это детская романтика — увидеть «живого» писателя; есть в этом своя радость, как будто узнаешь какую-то тайну, приобщаешься к ней, становишься ее частью.
Да и сам писатель удивлялся: «Разве мог я, будучи пацаном, думать, что меня здесь будут возить, как историческую личность?»
«Мне иногда снится Тюмень — в сказочной ауре со множеством башен. Во сне я видел старую Тюмень, где все колокольни стоят на своем месте», — делился Владислав Крапивин. Это сказочное, фантастическое восприятие родного города отражается даже в разговорной речи. «Я бы хотел оказаться…» -так Владислав Петрович сообщал следующий пункт ортановки.
Писатель показывал журналистам свою Тюмень — это была поездка по исторической части города. Почти с каждым домом и переулком связаны воспоминания детства: у того дома была плоская крыша — удобно змея запускать; библиотека, что находилась в Спасской церкви, пахла подвалами средневековых замков, а ее белая башня напоминала маяк; помнятся пленные немцы, которые просили во дворах «тополя» для щей — так они называли крапиву…
Угол Герцена и Дзержинского. «Там я начинался как человеческое существо». А появился — в родильном доме N 1, в День Покрова, когда падал снег и звонили колокола. С того времени сохранился уникальный документ -меню роддома, подписанное главным акушером.
Остановились у городской администрации, на улице Герцена, Владислав Петрович наводит камеру на автомобильную стоянку (прямо напротив окон нашей редакции) и рассказывает: «Здесь стояли два дома, в одном из них, в желтом, я обитал семь лет, по густой траве мы гоняли в футбол. А на месте тополя стоит вон тот фонарь белый. Точнее не скажешь, даже пня не осталось. Голубятня была, ее держал Игорь Протасов. А наш двор упирался в забор пекарни. Запах хлеба был просто пыткой для нас». Однажды мальчишки решили отомстить сторожу пекарни за красные уши одного из товарищей: выбили все стекла, осколки попали в тесто. Испуганные родители попрятали чад в чуланы и сарайчики — детское хулиганство могли расценить как диверсию. (Уже в автобусе Владислав Петрович скажет, что знакомого в городе осталось немало, но «дома любимого старого нет»).
Пешком доходим до деревянного дома № 60 на улице Герцена; «Раньше я ходил мимо и ежился.
Сначала там был детский сад, откуда я несколько раз убегал, потом — детская инфекционная больница, куда я загремел со скарлатиной и оттрубил там целый месяц».
Eдем к пешеходному мосту через Туру — с рекой связано все. Здесь писатель рассказывает о своих детских прозвищах, их было много: «Моряк» — за подаренную отцом черную форму («Eще я всегда рисовал на листочках корабли»), в 5 классе — «Офицер» -наверное, за фуражку, в 9 классе — «Папа Карло № 2» — за такой же рост, как у «Папы Карло № 1», соседа по парте. Однажды отчим подарил плоскодонку на одного человека. «Мы сделали мачту с парусом и плавали втроем по реке туда-сюда. Все с великим нетерпением ждали, когда вода немного прогреется. Моя мама отважно отпускала меня купаться с 9 лет, хоть я не умел плавать. Было развлечение — прокатиться на плоту».
Журналисты просят показать, где находилась банька со ржавыми ведьмами. Владислав Петрович говорит водителю, что нужно ехать на улицу Нагорную. Подходим к дому № 21, по соседней крыше гуляет черная кошка. «Вот она, ведьма», — улыбается. В доме № 21 семья Крапивиных два года снимала квартирку, поэтому Владислав Петрович вспоминает имена и фамилии хозяев и соседей. Бывший жилец показывает рукой в сторону лога: «Вон там далеко и стояла банька, где жили ведьмы, хотите верьте — хотите нет». Пока идут съемки на фоне старого покосившегося дома, к нам подходит пожилая женщина, она живет в домике рядом. Сомневается, не узнает в писателе своего соседа. «Я маленьким был, вот таким», -показывает рукой Владислав Петрович. Разговорились, нашли общих знакомых, оказывается, «все поумирали».
…Журналисты расходятся. Жаль, они почти поверили в существование ржавых ведьм.
***
фото: