Вторник. День возмездия
Вторник. Четыре часа пополудни. Областной суд. Перед залом заседаний человек десять. Мужчины молчат, женщины тихо переговариваются. Девушка с короткой стрижкой уголком платка вытирает слезы. Все ждут судей.
В коридоре появляется женщина в сером платье. Видимо, сотрудница суда: «Заседание пере носится на пять часов». Люди расходятся молча. С серьезными лицами. Кто-то бурчит: «В пять скажут — переносится на завтра».
Прохожу по длинному коридору. В конце деревянная дверь с надписью: «Федеральный судья Леонид Иванович Кононов». Именно он, говорят, будет сегодня председательствующим. Стучусь. Из-за двери женский голос: «Вы к кому?» — «К Леониду Ивановичу». — «Все в совещательной».
Около пяти. Народ в сборе. Открывают зал заседаний. Неожиданно откуда-то появляется милиционер. «Отойдите от двери», -говорит он резко и требовательно. Все отшатываются. Проходят трое в голубых форменных рубахах. Между ними — кто-то в зеленой футболке с короткими рукавами. «Убийца?!» — проносится в голове.
Люди заходят в маленький зал, чем-то напоминающий школьный класс. Столы, три судейских кресла с высокими спинкам. Ряды скамеек. Слева от двери — клетка -метра три длиной. Прутья выкрашены черной масляной краской. Подсудимый — уже в клетке. Среднего роста, худощав, смугл. На лице не видно волнения. Eго охраняют два милиционера. Один -с короткоствольным автоматом.
Когда входят судьи, все встают. Подсудимый делает несколько нервных шагов по клетке туда-сюда — словно в вольере. Останавливается, видимо, овладев собой. Весь внимание.
Федеральный судья Леонид Кононов читает: «8 февраля 2000 года Eвгений Самохин, 1975 года рождения, восемь классов образования, имеющий малолетнего сына, работавший в ЗАО… пришел в дом к знакомой Наталье Волохиной… ударил ее твердым тупым предметом, задушил. Дождался ее сестру, Ольгу… ударил твердым тупым предметом, задушил (предмет -?молоток для отбивки мяса; по показаниям свидетелей, у девушек его не было).
После убийства забрал из квартиры 4500 рублей, видеоплеер «Goldstar», электрофен «Braun», музыкальный центр, чайник, устройство для подзарядки батареек, калькулятор, кольца… С похищенным скрылся. Вещи продал через газету.
Самохин признает себя частично виновным. Заявляет, что не убивал. Просто взял вещи. На предварительном следствии оговорил себя под психическим и физическим воздействием работников милиции. Суд назначил экспертизу — следов от побоев у подсудимого не обнаружено, только ранки от наркотических инъекций. Объяснения Самохина неверны. Он специально дождался Ольгу, чтобы убить и ее.
Учитывая общественную опасность содеянного, суд по статье 105, часть вторая (убийство двух лиц из корыстных побуждений) и статье 162, часть третья (разбойное нападение) приговаривает Самохина к 24 годам лишения свободы. Пять лет он должен провести в тюрьме, остальные годы -в исправительной колонии особого режима… Взыскать 400 тысяч рублей…».
Подсудимый не шелохнулся. Слепо глядит в зал. Кононов и два судебных заседателя уходят.
Люди покидают зал в молчании. Женщина лет сорока пяти прислоняется к стене. Плачет: «Мало дают. Можно убивать!». Мать…
Прохожу по коридору в кабинет Кононова. На мой вопрос о большом сроке заключения: раньше Самохин уже был судим за дезертирство. Прежняя судимость не погашена. Плюс две тяжкие статьи. Сейчас отправят в СИЗО. Самохин может в течение семи дней подать жалобу в Верховный суд.
Сейчас, когда заседание закончилось и приговор объявлен, судья Кононов может говорить о процессе.
Говорит неторопливо. Понятно, что еще не «отошел» от процесса. Хотя мне, собственно, трудно понять, как можно отойти и перестать думать о таком бессмысленном убийстве, как это.
Судья о себе: «Не испытываю наслаждения от того, что сажу. Это моя работа. Приходилось выносить и двадцать пять лет одному убийце».
Сидит, облокотившись на стол. Рукава рубашки закатаны. На худом лице — усталость. Когда спрашиваю, каков максимальный срок он мог определить убийце, открывает Уголовный кодекс: «Тридцать лет».
Судья о Самохине: «Первая судимость — ему звонок. Надо бы одуматься. Расти дите, живи нормально».
Судья о приговоре: «Хоть бы родители убитых девочек знали, что возмездие наступает, что есть справедливость».