Как таджикский язык пригодился врачу
В федеральном центре нейрохирургии провели операцию с пробуждением пациента. Показательная операция — часть конференции по хирургии эпилепсии, которая проходила в центре в начале июня.
Пациент — 34-летний уроженец Таджикистана Ахмад Тирандозов, страдал эпилептическими приступами, очаг локализовался в височной доле в левом доминантном полушарии. Сейчас Ахмад в центре на реабилитации. Молодой симпатичный мужчина, улыбается.
— А дочка не боится? — спросила фотограф Инна, кивая на послеоперационный шов, обработанный зеленкой.
— Нет, она еще маленькая. Ахмад рассказывает, что все в его семье рады успешной операции, хотя волновались страшно. Сейчас у Ахмада в планах открыть СТО, а до операции и не мечтал. Приступы эпилепсии случались два-три раза в неделю. Это много -каждый приступ выматывает организм, после каждого приходится восстанавливаться. Возникла необходимость в хирургическом вмешательстве. И здесь не обошлось без везения. Пациент подошел по всем параметрам для операции -левое доминирующее полушарие, правша. Главная трудность во время операции — не повредить речевые зоны. Чтобы их найти, пациента будят и разговаривают с ним. В случае с Ахмадом разговаривать пришлось на двух языках, русском и таджикском. Хорошо, что врач-нейрохирург приемно-консультативного отделения центра Идрис-джони Акрам Косимзода родился в Душанбе и прекрасно владеет таджикским. А иначе пришлось бы искать переводчика, а это дополнительные сложности. Переводчика нужно подготовить: показать операционную, ввести в курс дела, рассказать, как и сколько проводится операция (обычно шесть-семь часов). К тому же переводчика, владеющего таджикским языком, найти трудно. Например, в тюменском центре переводов сейчас таких нет, хотя вообще такие специалисты указаны в списке на сайте.
— Процедура для нас уже достаточно рутинная, — рассказал Иван Шелягин, нейрохирург функционального нейрохирургического отделения, лечащий врач Ахмада. — Но для большинства клиник она еще довольно сложная — нужно не только пробудить пациента, но и провести тестирование. Кора головного мозга открыта, хирург проходит стимулятором по поверхности коры, в определенный момент пациент может начать ошибаться. Мы понимаем, что где-то здесь располагается речевая зона. Постепенно путем тестирования, стимуляции, мы определяем, где зона находится, чтобы ее во время операции не повредить.
Поскольку пациент знает и таджикский, и русский, речевые участки могут находиться в разных местах. Для этого разбуженного пациента тестировали сразу на двух языках — чтобы после операции сохранить способности к обоим. Для тестов использовали картинки: пациент должен был назвать, что на них изображено. Например, «крокодил», «жираф», слова простые и распространенные, на узнавание картинки дается четыре секунды, перед операцией врачи удостоверяются, что пациент их знает. Ахмаду была знакома только часть слов: 26 из 50 карточек, их и использовали при пробуждении.
— До операции мы обсуждаем с пациентом, на какие темы мы с ним можем поговорить во время пробуждения: близкие родственники, где он живет, достопримечательности, — рассказала Ирина Крайнова, медицинский логопед, старшая медсестра. — Когда мы беседуем, нейрофизиологи в этот момент проверяют моторику.
Работа анестезиолога также должна быть очень филигранной — нужно определить дозу наркоза так, чтобы пациент мог проснуться во время операции, при этом не чувствуя боли. Ахмад помнит почти все, что было во время пробуждения.
— На этой операции я был помощником нейролингвиста, потому что тот владеет только английским и русским, а таджикский -одна из ветвей персидского языка, язык непростой, — говорит Идрис-джони Акрам Косимзода. — Операция сложная, нужно подготовить не только нейролингвиста и анестезиолога, но и целую команду.
Спросила у Ахмада, было ли его пробуждение во время операции похоже на сон?
— Нет, все было реально, — ответил он.
***
фото: Идет операция; Идрис-джони Акрам Косимзода, Ахмад Тирандозов и Иван Шелягин.