Бабочка на штанге
Последняя сказка
Начало в NN 123-163.
Так навалилось одно, другое, третье. Ссора с Чибисом отошла на задний план. Больше думалось о матери Ясика. И о нем самом — какое горе подстерегает его в недалекие дни.
А что мне Ясик? Я видел его раз в жизни, всего-то несколько минут. Только и дела, что именно от него услышал впервые мотив Агейкиного вальса. А почему Агейкиного? Агейка эту музыку, наверно, никогда и не слыхал.
Музыка заиграла у меня в кар мане — телефон.
Чибис?!
Это был не Чибис (я даже плюнул тихонько). Это был Саньчик.
— Клим! Я хочу спросить.
— Ну?.. То есть, что случилось, Санёк? — (Перестань хамить всем подряд, дубина!).
— Клим, можно мы первого числа не поедем в Колёса?
Вермишата меня почему-то до сих пор считали своим командиром.
— Можно, конечно. Дело хозяйское. Но мы же собирались все вместе. Что случилось?
— У нас в лагере праздник.
— Разве лагерь в субботу работает?
— Да! Потому что открытие но вой смены! И у нас мама и папа приехали, хотят посмотреть наше цирковое представление!..
Хорошо, что хоть у кого-то радостные вести!
— Выступайте, Сань! В Колёса вы еще успеете.
Со всякими мыслями я промаялся до полуночи, поэтому проснулся поздно.
Когда позавтракал, мама отправила меня на рынок:
— Купишь два кочана капусты и три кило свежей картошки.
— Она же дорогущая!
— Да. Но надоело гнилье.
Я взял тележку-сумку на колесах и сказал Валерии:
— Пошли со мной. Пора привыкать к физическим нагрузкам. А то носишься по дворам с мало летней шпаной без всякой пользы.
Лерка (надо же!) не спорила. Правда, по дороге заныла, что хочет мороженого.
— На обратном пути. Куплю на сдачу. А сейчас нет мелочи.
— Трудно разменять, что ли?
Я решил с ней не церемониться.
— Валерия! Будешь канючить -отправлю тебя к тете Еве Сатурнадзе. В Швецию.
— Бедная Швеция, — сказала Лерка.
Да, взрослеет девочка.
ЗАВТРАК ДЛЯ БУМСЕЛЯ
После рынка я, конечно, не выдержал, побежал в «Арцеуловъ». Надеялся: вдруг Чибис там? И тогда все сделается у нас, как раньше.
Чибиса не было.
Ян сказал, что Чибис приходил утром, вместе с Вермишатами. Они покормили Бумселя и разбежались. Саньчик и Соня — в лагерь, а Чибис.
— Он сказал: куда глаза глядят. Клим, вы что, поссорились?
У меня, как у младенца, набух ли глаза.
— Я не знаю. то есть да. Но я не понимаю, почему он на меня так наехал.
— Эх вы, кнабс-лейтенанты. Источник дисбалансов. Клим, позвони ему.
— Я не могу. Я. поклялся, что не буду.
— Ну, ладно. Я-то не клялся… -Ян понажимал кнопки мобильника. — Чибис! Тут Клим пришел. Совершенно никакой. Может, пора вам выяснить отношения?.. Что?
Ян слушал довольно долго, по том повернулся ко мне:
— Он говорит, что сегодня не может. Агнесса Константиновна захворала. А еще вернулась его мама, они решают домашние проблемы.
— Врет он все, — уныло сказал я. — Просто не хочет меня видеть.
— Ну, не знаю. Еще он просил передать, чтобы ты из-за ключа не волновался.
А я и не волновался. И даже обрадовался: значит послезавтра утром в любом случае увидимся!
Заглянул в конторку Шарнир-чик.
— Клим, пойдем поговорим. Есть вопрос.
Мы вышли на двор, сели на ящик у черного входа. Туда-сюда сновали грузчики, но нам не мешали. Шарнирчик постукал каучуковыми пальцами по титановому колену и спросил, как Ян:
— Вы что, поссорились, да?
— Это он тебе сказал?
— Никто не говорил, сам вижу.
— Шарнир.
— Что, Клим? — он так по-человечески глянул лиловыми подфарниками.
— Ты вот все страдаешь, будто нет у тебя души. А разве без души можно увидеть, как. мается другой человек.
Шарнирчик не расчувствовался. Сказал, что это может видеть своими фарами любой самосвал.
— Ходишь, будто дохлого жабля проглотил.
— Шарнирчик, я не знаю, почему так. Я, видимо, гад. Наверно, сказал ему что-то пакостное и сам не заметил. Вот и тебе вчера тоже. ляпнул про шпионство.
— Да брось ты, не во мне дело.
— Во всех в нас дело. Хотим доброты, а получается. А я тупее всех.
Следующий день я провел дома. Помогал маме наводить порядок на кухне, чинил велосипед (кото рому, вообще-то, давно пора было на свалку, но жаль — он был у меня, как любимая собака). На улицу не совался. День выдался зябкий, с моросящим дождиком, а залезать в теплую одежду не хотелось.
Чибис, конечно, не звонил. Ну и не надо. Я старался не думать о нем, и это иногда получалось. Тем более, что не оставляла мысль о жене Садовского. Точнее — о маме Ясика.
Я вполне верил, что от Улыбки может остановиться разбегание галактик и это каким-то таинственным способом затормозит потепление земного климата. (А если не затормозит, то и не надо — я терпеть не могу холод.) И что выправится орбита астероида 1999 Юта-Б. А главное — будет в поселке Колёса живой кукольный театр для всей округи. Даже не театр, а просто дом, где станет собираться множество ребят, что бы радоваться жизни и друг другу. Без всяких ссор, без обид, без горестей. Дом, где всегда всем хорошо. Где каждый доверяет друг другу, где никто не станет стесняться читать свои стихи или петь песни, если сочинит их. В общем-то Пуппельхаус и сейчас был таким. Но мне казалось, что ему не хватает прочности, уверенности в том, что он таким будет всегда. А улыбка Агейки… она должна была развернуть вокруг Пуппельхауса пространство, в котором нет места ни для каких тревог. И это был бы мой (вер нее, мой и Чибиса) подарок Ринке. И всем, кто вокруг нее.
Я надеялся, что так и будет. И, может быть, случится еще немало хорошего. Только на одно я надеяться не смел. Даже запрещал надеяться. На то, что Агейка чем-то поможет врачам в дале кой отсюда германской клинике. Слишком разные это были пространства, слишком неумолимой была там безысходность. Слишком сильными были обстоятельства, которые называются «теперь уже поздно».
Это как если бы в Землю все-таки вляпался тот самый Юта-Б. Тогда напрягай хоть какие энергетические поля — ничему не по можешь.
Чего-то при вязались они ко мне, эти мысли про астероид. Про гигантский метеорит. Я его совсем не боялся, но он вертелся в мозгах ехидными стихотворными строчками. Эти стихи я слышал в старом мультике, потом наполовину забыл, и теперь они переиначивались, как хотели:
Ты живешь, а он летит,
Ты растешь, а он летит,
Спишь, а он летит, летит,
Голубой метеорит…
А потом ты подрастешь,
Погулять с женой пойдешь,
Тут он врежет с высоты —
Где жена, а где там ты?
Оба мы летим в эфире,
В голубом нездешнем мире…
Все же пришлось выйти на улицу — утащить налаженный велосипед из прихожей в сарайчик. Надо было повесить его на стенку, на железный костыль. Но костыль торчал слишком высоко. Я подставил чурбак, тянулся, напрягался и от натуги все громче пел:
Он летит, летит, летит,
Голубой метеорит!..
Заглянул в сарайчик наш молодой сосед, автослесарь Дима Копытов. Весело вскинул велик на штырь, поймал меня и спросил, дохнув чем-то вроде креп кого одеколона:
— Ты что это за шлягер исполняешь?
— Из фильма «Голубой метеорит». Не слыхал?
— Не-а. Это про звездные войны?
— Ни про какие не про войны. — я зябко потирал плечи и локти.
— Про сюрпризы космоса.
— А почему он голубой? С не традиционной ориентацией, что ли?
— Сам ты с нетр. с этой самой. А у него она вполне точная. Как впилит в наш уютный шарик. По телеку говорили, что две недели осталось, — сумрачно соврал я.
— Ты это чё? В натуре?
— Сам не слышал разве?
— Ё-мое… — Дима сделал вид, что озабочен всерьез. — Надо снять деньги со счета. На всякий случай.
— Сними, пока вклады не заморозили в ожидании катастрофы.
— Такие, как мой, не морозят. У меня там семьсот деревянных осталось.
— Все же сними, пока не поздно…
— Да, наверно.
Мы потрепались еще немного. Дима спросил между прочим, почему мы все еще не купили машину. Я сказал, что «телега» оказалась чересчур побитой, отец подыскивает другую.
— Это он правильно. Ну, в случае чего, я всегда рядом. Пока.
— он помахал пятерней и куда-то поспешил. Может быть, снимать вклад?
Мне вдруг показалось, что сей час позвонит Чибис. Я даже рас стегнул карман с мобильником. Но не было звонка.
Я поежился, запер сарайчик и побежал к подъезду, взлягивая от укусов мелкого дождика. А когда подбежал, дождик кончился и проступила голубизна. Я подумал, что завтра будет, наверно, ясный и теплый день.
Он таким и начинался, этот день. Солнце жарило с утра, в небе сплошная безоблачность. Я опоя сал косынкой-банданой лоб и помчался в «Арцеуловъ». Было около восьми. Мне казалось, что Чибис уже там.
Чибиса не было. Был Ян (хотя не всегда он приходил так рано), хозяйничал за стойкой Ли-Пун, сидели за столами (видимо с ночи) посетители в кожаных безрукавках. И, конечно, крутился здесь Шарнирчик. Он-то и сказал мне, что Чибис появлялся вчера, но про меня не спрашивал и ничего для меня не передавал. И о планах на сегодня не говорил.
— И Вермишат почему-то нет, — заметил я, чтобы скрыть беспокойство. — Бумсель еще не воет с голодухи?
Шарнирчик сказал, что Соня и Саньчик нынче не придут. Еще вчера днем они забрали Бумселя, чтобы порепетировать с ним у себя на дворе — для сегодняшнего выступления. В лагерь отправятся прямо из дома.
А чего меня принесло сюда в такую рань? Чибис ведь знает, что мотовоз от станции Тура отходит в десять. Дорога на станцию по коридорам — это всего пять ми нут. Чибис, наверно, решил, что придет «впритык» — чтобы сразу в путь. Наверно, не хочет видеть меня лишние минуты. Но меня теперь это почти не волновало. Лишь бы он принес ключ! Лишь бы Агей-кина улыбка оказалась над Пуппельхаусом в назначенный срок -до полудня. Сейчас мне казалось это очень важным. А если этого не случится (так думалось мне!), начнутся всякие несчастья.
Продолжение следует.
***
фото: